РОЛЕВАЯ ИГРА ЗАКРЫТА
нужные персонажи
эпизод недели
активисты
— Простите... — за пропущенные проповеди, за пренебрежение к звёздам, за собственный заплаканный вид и за то что придаётся унынию в ночи вместо лицезрения десятого сна. За всё. Рори говорит со священником, но обращается, почему-то, к своим коленям. Запоздалый стыд за короткие пижамные шорты и майку красит щёки в зарево.
Ей кажется, что она недостойна дышать с ним одним воздухом. Отец Адам наверняка перед Богом уж точно чище, чем она и оттого в его глазах нет и тени сумбура сомнений. Должно быть подумал, что ей необходима компания и успокоение, ибо негоже рыдать в храме господнем как на похоронах, но Рори совершенно отчётливо осознаёт, что ей нужно совсем не это.

Arcānum

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Arcānum » Настоящее » let me give you my life [7 и 10 июня 2017]


let me give you my life [7 и 10 июня 2017]

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

http://s8.uploads.ru/t/YqdDW.gif http://sg.uploads.ru/t/8Rays.gif
http://s8.uploads.ru/t/hwX5C.gif http://s5.uploads.ru/t/anXf9.gif

Дата и время: ночь от 7 июня 2017 года → 10 июня 2017
Место: коридоры церкви → спальня Адама
Участники: Adam Morgue & Aurora Malone
Краткое описание: Ночью все мысли громче и чувство вины за содеянное сильнее. О некоторых грехах лучше молчать, но слезами прорывает плотину молчания во внеплановой исповеди. Адаму не привыкать становиться хранителем чужих тайн, но рассчитывал он явно не на такое откровение.

Отредактировано Aurora Malone (2018-08-22 09:16:55)

+2

2

Бессонница – штука совершенно противная и непредсказуемая. Она всегда приходит именно тогда, когда её совсем не ждёшь, когда впереди маячит действительно тяжёлый день и огромное количество самых важных планов. Бессонница абсолютно слепа и неразборчива, она может накинуться как на кого угодно, вне зависимости от пола, роста, массы тела или конфессиональной принадлежности. От неё не существует единственно верного средства – сегодня ты спасаешься бесконечно скучной книгой, а завтра дочитываешь её до толстой обложки и отправляешься к книжному шкафу в вынужденном поиске продолжения. Бессонница заводит мысли в какую-то дремучую степь, предлагает поразмышлять о смысле жизни и даёт время хорошенько обдумать все самые неважные вопросы. Она вытягивает из человека все соки, но не даёт ему заснуть. Вынуждает ворочаться в кровати с открытыми глазами, выглядываться в тёмные углы освещаемой лишь светом луны комнаты.
Адам завидел этого осторожного врага ещё издалека, когда мельком взглянул на висящие на стены часы и понял, что хорошенько так засиделся. Есть у священника такая традиция, где-то раз в год перечитывать занимательнейшую и поучительнейшую автобиографию Абеляра. Именно в оригинале, всего за один вечер и желательно без перерывов. Эта история была для святого отца этаким эталоном поведения поистине праведного человека. Не столь идеи схоласта, сколь преданнейшее служение Богу вызывали у священника живой интерес и уважение. Его самоотверженность и желание идти со своими идеями до самого конца, наперекор воспротивившемся и непонимающим. Адам хотел видеть во французе себя, и у него это даже неплохо получалось. По крайней мере за годы существования у него этой странной традиции, мужчина ещё ни разу не брал в руки книгу со стойким желанием поскорее вернуть её на полку.
Но часы отстукивают без десяти полночь, а значит нужно откладывать книгу и ложиться спать. Благо прочтение её уже успело завершится и ежегодный ритуал выполнен, а значит ничего не может помешать скорейшей встрече с заждавшейся своего хозяина кроватью. За исключением, быть может, только хоть какого-нибудь желания лечь спать. Сна ни в одном глазу – проще описать положение дел Морга практически невозможно. Он тяжело вздыхает и укоризненно косится на закрытую книгу, уже готовый к бессонному размышлению о своей истории бедствий.
Все попытки заснуть совершенно бессмысленно, и Адам понимает это более чем прекрасно. Он откидывается на спинку стула, стучит несколько раз пальцами по столу, небрежно раздумывая о том, чем бы всё-таки заняться, раз спать пока не совсем не хочется. Вновь углубиться в чтение? Не хочется разрушать тот приятный осадок, что всякий раз появляется после хорошего прочитанного текста. Иного развлечения в его комнате не имеется. Рука настойчиво тянется к лежащей на той стороне стола пачке сигарет. Адам вскидывает бровь и исключительно для себя самого пожимает плечами – почему бы и нет. Если уж всё равно делать нечего, так почему бы не провести этого «нечего», поддавшись вредной привычке?
Священник перевод взгляд на открытую форточку, как бы размышляя над тем, как скоро потом выветрится из комнаты запах сигарет. Июньские ночи требуют свежести, перебивать их дымом совсем не хочется, это было бы практически непривычно. Недолго думая, маг таки хватает несчастную пачку и поднимается со стула, накидывает на плечи пиджак и выходит вон из комнаты.
Улица встречает его прохладой и лёгким ветерком, что так приятно ощущается после знойного дня. Облокотившись о монументальную стену уже ставшей родной церкви Адам неспешно закуривает. В его неспокойной голове всегда безостановочно носятся целые рои мыслей, но он старательно отодвигает всех их в сторону, дабы позволить себе ещё немножечко поразмышлять над непростой судьбой вынужденного монаха.
Сигарета кончается неожиданно быстро, но прикасаться ко второй как-то и не хочется. Возвращается в свою комнату священник самым длинным путём, который только можно было представить, в который входит обходит всех возможных и невозможных коридоров церкви и примыкающих к ней зданий. Руки за спиной скрещены в замок, походка практически неслышная, крадущаяся, прогулочная.
Ночную тишину нарушает громкий всхлип и последовавшие за ним рыдания. Адам останавливается на месте, пытаясь пока только предположить, что его ожидает в конце вытянутого, оснащённого высокими потолками коридора. Рыдания определённо женские, а может быть и просто детские, и вот святой отец уже перебирает в голове, что могло вызвать такие эмоции у одного из его немногочисленных послушников.
Вновь начав приближаться к месту, от которого исходили пропитанные горечью звуки, мужчина увидел склонившуюся девичью фигуру, расположившуюся на широком подоконнике. Своей находкой Адам практически не удивлён, ибо обстоятельства, вынудившие его принять в своей церкви юную девушку, проходят не бесследно и вполне могут привести к именно таким выплескам эмоций.
- Знаешь, а ведь разглядеть что-то сквозь слёзы не так-то просто, - говорит он негромко, неторопливо подходя всё ближе. – А звёзды сегодня такие красивые.

+2

3

От неутолимого, непостижимого и пугающего желания ноет каждый сустав изморённого неведомым доселе голодом тела. Авроре не спится пять дней подряд. Мелоун вгрызается в пищу с жадностью, выскребает из тарелки всё утром, днём, вечером, но чувство ненасытности не гаснет: становится ярче, острее, сильнее. Поначалу она почти убедила себя в причастности гибели родители к этому состоянию: гнилой аргумент, низкий, но лучше, чем сотни вопросов в голове. Тоска по их любви заставляет чувствовать себя разбитой и стремление заполнить образовавшуюся пустоту непреодолимой силы и величины гасит собой все прочие желания.
Жадность — грех. Уныние — грех. Похоть — грех. Пропуск проповедей Святого Отца и собраний во внеофициальное время — грех. Что-то глубоко внутри неё до странности жестоким тоном вопрошает: в этой жизни можно хоть что-то сделать, чтобы не влипнуть в нарушение одного из законов божьих? Авроре кажется, что ей, наверное, под сводами святой церкви не место с её-то крамольными мыслями. Её существование здесь небезальтернативно, но останавливает простая мысль: куда она пойдёт? Кому нужна? и, что ещё более важно: если Аврора не в безопасности от самой себя в церкви, неужели где-то может быть иначе? В мире безопаснее места не существует. Ведь правда?..
Голод это нестрашно. Аврора привыкла к нему, вгрызающемуся в кости и рвущему сны образами, от которых поутру щеки пылают в унижении. Вдоль позвоночника леденеют застывшие мурашки от другого: голод этот утолить по силам лишь дыханию смерти. Его звали Элиас и Аврора почти поверила в то, что тот, кого полюбила она, полюбил её достаточно сильно, чтобы нарушить собственный отдающий блеском серебра принцип-обет непорочности на безымянном пальце.
Рори помнит, что ей было до стона сладко, хорошо. Помнила как наяву его кожу. Оголённую, от жара прикосновений точно плавится и хочется касаться, касаться и снова касаться, трогать ладонями, губами, кожей собственной — от сладости чувств отступил неутомимый голод.
А потом взорвался изнутри потоками бегущей в венах энергии, напитав забытым чувством эмоциональной сытости с головой. И оставил после себя кричащую тишину. И Элиаса. Элиаса с широко распахнутыми пустыми глазами и навечно застывшей улыбкой.
Она не могла кричать: подавилась воздухом и давящей тишиной. Не могла осознать происходящее. Подсознание работает на автопилоте: шепчет, что пора уйти. Парню не помочь. Помнит как дрожали руки, накрывающие Элиаса одеялом и как те самые руки судорожно натягивали на свою хозяйку одежду. И ноги несут в спальню как никогда быстро. Она просто убежала. Трусость, считает Рори, тоже грех. От омерзения к самой себе хочется закричать.
Патологоанатом диагностирует сердечный приступ... Горестный вздох Авроры тяжелее тонны металла. Кто-то обнимает её, прижимает к себе и шепчет утешения. Кто-то шепчется за спиной: для потерявшей милого вид у блондинки до обидного цветущий.
Дефективная. Богомерзкая. Фрик. Шлюха. Убийца.
Почему они утешают вместо того, чтобы казнить? Она не заслуживает хорошего. У Авроры молитвы лихорадочно стекают с губ. Не спасение — будто просто вода. Бог покинул её.
Аврора пятый день подряд находит убежище в ночи на широком подоконнике одного из коридоров. Наверное это глупо: прятаться едва ли не наяву, по-детски прижимать к груди колени, съежившись в комок и сидеть почти до рассвета, наблюдая за светлеющим мирным небом, утешая себя безосновательной надеждой, мечтой о том, что тьма уйдет и из неё, оставив в покое, ознаменовав подаренный шанс на искупление. Так наивно... Кто она такая, чтобы давать ей спастись?
Мама часто обнимала её. Аврора вжималась в её запах духов, кондиционера для белья и, почему-то, конфет — словно Ребекка Мелоун всегда утаскивала с собой немного, чтобы иногда перекусить. Лишь зажмурившись изо всех сил девушка воссоздаёт любимый аромат в памяти, как наяву, прежде, чем до того ручейком стекающие слёзы текут с новой силой — рекой. Слёзы могут подарить облегчение? Хоть ненадолго?.. Стягивающий грудь невидимый обруч ослаб, омываемый солью. Слёзы не спасут, но от них немного легче. И громче: всхлипы Авроры горестные, сдавленные. Держит в себе кое-как и не получается. Зажимает рот ладошкой — без толку.
Голос священника раздаётся будто бы из ниоткуда, пугает. Аврора вздрагивает всем телом как застигнутая на месте преступления, быстро отирает мокрые щёки, жмурит глаза. Конечно он слышал её. Странно что вся церковь не слышала. Мелоун стыдно не за свой вид, но за то, что она потревожила его покой, нарушила прогулку. От Адама исходят запах сигарет и абсолютное спокойствие. Невозмутимость настолько непоколебимая и явственная, что внутри Авроры, кажется, всё смиреет и стихает, ощущая это. Невидимая рука опускается, сжимает лавину эмоций, давя, погашая и вот, девушка делает первый сдавленный, останавливающий истерику вдох.
— Простите... — за пропущенные проповеди, за пренебрежение к звёздам, за собственный заплаканный вид и за то что придаётся унынию в ночи вместо лицезрения десятого сна. За всё. Рори говорит со священником, но обращается, почему-то, к своим коленям. Запоздалый стыд за короткие пижамные шорты и майку красит щёки в зарево.
Ей кажется, что она недостойна дышать с ним одним воздухом. Отец Адам наверняка перед Богом уж точно чище, чем она и оттого в его глазах нет и тени сумбура сомнений. Должно быть подумал, что ей необходима компания и успокоение, ибо негоже рыдать в храме господнем как на похоронах, но Рори совершенно отчётливо осознаёт, что ей нужно совсем не это. Она нуждается в наказании за содеянное и нужда эта кажется ещё более осязаемой, чем стремительно теплеющая прохлада подоконника под её пальцами. Совесть не кусает, не щиплет и даже не грызёт: она смыкает пальцы на шее Авроры и душит изо всех сил так, что девушка не понимает, почему ни одна душа не видит отдающих синевой отпечатков на её коже.
Святой отец, я согрешила. Нарушила обеты и забрала чужую жизнь.
— Мне так жаль... — вполовину не отражает сути. Просто тихие слова, пропитанные болью и раскаянием. Они никого не вернут к жизни. Лишь теперь Аврора вспоминает как полезно держать рот на замке и прикусывает язык. Ей плохо и признание норовит вырваться на волю. Сказать это означает проявить чёрную неблагодарность. Он позволил ей обрести здесь приют не для того чтобы слушать о том, как гадко ей внутри от тёмных мыслей: Рори чувствует себя неблагодарной дрянью и впивается ногтями себе в руку, отрезвляясь и мысленно веля себе наконец уже умолкнуть.
Слишком сильно доверие. На исповедях Аврора привыкла распахивать перед ним душу доверчиво, вкладывать её, тогда ещё лёгкую, в его руки и отпускать. Привычка велит не молчать. Разум вбивает слова в глотку, крича чтоб подавилась, даже умерла, держа буквы в себе, но не выдала позорной тайны, услышав которую Святой Отец даже при его богом данном всепрощении возненавидит её навсегда. Увидеть в его глазах презрение? Угадать разочарование? Аврора стискивает зубы и покорно обращает взор заплаканных глаз к звёздам, опуская ноги с подоконника — сидеть съежившись при падре попросту неприлично. Не приличнее чем со свисающими к полу ногами, но она не знает что сказать, если окажется стоя к нему лицом. Проще уж так. Вдруг он посмотрит ей в глаза и тут же всё поймёт? Не понимала бы нелепость затеи: зажмурилась изо всех сил и пробежала мимо него, трусливо прячась за дверью собственной спальни. Руки неожиданно становятся беспокойными: отбивают в замедленной съёмке несуществующий ритм по подоконнику, заправляют прядь распущенных волос за ухо. Аврора нервничает и это угадал бы даже слепец.
— Святой отец... — всё ещё страшно смотреть на него. А звёзды и впрямь прекрасны. — Как Вы думаете, Бог правда прощает всё? А если да, то почему иногда нельзя простить самих себя, если это так? — разум повержен. Совесть торжествующе улыбается каждому произнесённому слову. — Я думала, если покаюсь во грехах, мне станет легче... Всегда становилось. А сейчас нет.

+2

4

Господь учит помогать нуждающимся и Адам всегда неуклонно следует этому завету. Даже когда это немного противоречит правилам, приносит неприятности и хорошенько так разрушает устоявшийся темп жизни. Но милосердие и помощь ближнему есть те два столпа, на которых стоит всё христианство, на которые он сам постоянно опирается, раз за разом убеждая себя в собственной святости. Морг привык помогать и в своей помощи видит хорошую возможность заиметь должников, парочку лишних хороших дел для предстоящего Страшного суда и просто успокоения совести. В любой поддержке он в первую очередь видит свою выгоду, ну или в крайнем случае выполнение определённого долга. На меньшую оплату своей милости священник не согласен.
Ну а какая выгода может быть от маленькой сиротки, временно оказавшейся на его попечительстве? Только ещё один плюсик в карму и целый ворох проблем. Негоже юной девушке жить при церкви, в окружении голодных монахов, нескольких молоденьких послушников и мозгоправа-священника. Да и потом, для Адам прихожане были в первую очередь пешками в его религиозной игре, источниками дохода, но никак не теми, кому вообще следует помогать. Многочисленные помощники, что нередко водятся в логове какого-нибудь мультяшного злодея. Какого-то особенно плохого отношения к просто людям у святого отца не имелось, быть может только полная уверенность в их неспособности руководить собственной жизнью. Морг был готов рассказать им, как следует поступить с многочисленными запасами оружия, но никак не брать на себя ответственность за чью-то жизнь.
Неумение сказать «нет» раз за разом становится его слабым местом, что приводит к самым неожиданным последствиям. Но смотря в эти полные горячи утраты и абсолютного обожания глаза вообще мало кто-либо смог бы отказаться. Девушка была напугана, разбита, выбита из колеи и совершенно не знала, куда ей податься. Сам Адам нередко вспоминает те далёкие проведённые годы, которые, конечно, нельзя назвать абсолютно безрадостными, но и никак уж не самыми счастливыми в его жизни. У него просто не было другого выбора. Приют ещё менее подходящее место для жизни ребёнка, чем церковь, да и что ещё способно помочь человеку пережить его горе, кроме как молитвы и вера в Бога? Это был его осознанный акт милосердия, его попытка привести на свою сторону нового, возможно самого верного последователя.
Впервые Аврора появилась в его церкви несколько лет назад, вместе с родителями – людьми солидными и на вид весьма достойными. Святой отец всегда знал о своих прихожанах всё, в том числе и о семействе Мелоун, таков был его негласный закон абсолютно для всех посещавших его церковь людей. Они беспрекословно ему доверяли, рассказывали все подробности своей жизни, всю информацию, что когда-либо могла пригодиться корыстному священнику. А потому, когда на пороге его церкви появилась юная Рори, Адам практически не думая впустил её внутрь и тут же предложил посильную помощь. Угрозы от неё исходить никак не могло, это было совершенно очевидно. В тот день он сделал всё, что было от него возможно, дабы хоть немного утешить безутешную, чтобы хотя бы делом попытаться отбелить свою несколько запачканную совесть. Он предупредил её о том, что жить здесь не так уж и просто, предупредил максимально серьёзно, дабы разом разрушить все возможно появившиеся у девушки иллюзии относительно монашеской жизни. Предупредил, а затем согласился впустить её в дом Божий на правах его постоянно жителя. В тот день он практически с отеческой любовью провёл девушку по церкви, а потом показал её комнату и напутствовал в случае чего приходить сразу к нему. Адаму никогда не приходилось видеть своих родителей, а потому он мог лишь примерно предположить, что значит их потерять. Но именно это обстоятельство и побудило его отнестись с несчастной с такой заботой.
За последние несколько дней он видел Аврору впервые, а потому лишь теперь, приближаясь к ней, смог почувствовать в ней что-то, что до этого так упрямо не замечал. Что-то в ней изменилось, что-то витало в воздухе и это что-то он никак не мог поймать.
Её так хочется успокоить, обнять и пообещать, что всё будет хорошо – но для этого нужно хотя бы знать причину беспокойства. Её извинения заставляют сердце сжаться. Адам совсем не каменный и он даже не видит причины для извинений, жизнь обошлась с девушкой слишком жестоко, она имеет полное право воздержаться от извинений. Священник отводит взгляд и потеряет руки, раздумывая над тем, как бы попытаться её успокоить. Возможность поутешать маленьких девочек ему выпадает совсем не часто, он в этом самый настоящий профан, хоть и пытается выдать себя за человека, способного решить все возможные и невозможные проблемы. Мысленно он перебирает тысячи слов утешения, в попытке найти то самое, что сейчас смогло бы облегчить душу столь невинного существа.
Он садится на всё тот же подоконник, с ней рядом, свешивает ноги, опираясь спиной о толстое стекло. В этой части церковных помещений окна лишены витражей и довольствуются лишь необычной формой оправы. Но здесь всё также тихо и умиротворённо, как бывает лишь в церкви в ночное время, когда чувствуется прямое единение с Богом и полное успокоение. Адам участливо смотрит на прячущую от него взгляд девушку, всё пытаясь подобрать нужные слова. Покрасневшее от слёз лицо не портит девичей красоты, лишь добавляет несколько капель незащищённости уже готовому расцвести букету. В свете луны её волосы кажутся практически белоснежными, а обращённый к звёздам взор дарует её образу загадочность.
Его осознание будто бы страшный удар по голове, и вот его глаза уже наполнены искренним удивлением. Каким-то известным лишь иному образом он в один миг осознаёт, что именно изменилось в юной девушке, что скрывалось от него всё время её нахождения в церкви. Адам готов поклясться на Библии, что Аврора – самый не похожий на суккуба суккуб, которого он когда-либо видел. Он привык ассоциировать с этой расой Клариссу, её коллег, работниц борделя, но никак не невинную девчушку в растрёпанных чувствах, неловко сидящую на подоконнике, забравшись на него с ногами и так мило обхватив худые колени. Священник тут же переводит свой взгляд на противоположную стену, дабы скрывать те эмоции, что он не смог сдержать и что теперь красовались на его лице.
- Бог прощает грехи и пускает нас в Своё Царство, будь ты мелкий воришка или жестокий убийца – после покаяния между ними Он не делает различия, - уверенность и спокойствие, свои нынешние мысли показывать никак нельзя. - Но унять боль душевную способно одно лишь время да усердная молитва.
Священник в задумчивости трёт подбородок, как бы наблюдая за тем, как в голове его складывается общая картинка происходящего. Лишь направляясь в сторону источника всхлипов, он был абсолютно уверен, что причина слёз Рори – утрата родителей. Однако теперь он был в этом даже примерно не уверен. Его настораживал тот факт, что теперь он мог почувствовать в ней суккуба, а значит что-то должно было послужить толчком для такой разительной перемены. И у этого чего-то было не так много вариантов.
- Я всё знаю, Рори, - он вновь поворачивается к ней лицом и смотрит в глаза. – Ты можешь рассказать мне о том, что произошло. После этого тебе обязательно станет легче, поверь мне.

Отредактировано Adam Morgue (2018-08-21 19:34:20)

+2

5

Она слушает. Так, словно от этого зависит её жизнь — подсознательно Аврора не имеет насчёт этого утверждения никаких сомнений. Слову падре внимает с детских лет, не зная, не слыша, не принимая истины иной кроме слов Его и тех, что начертаны в Библии. В её глазах Святой Отец бесконечно добр. Он впустил её в свой дом, принял как свою, защитил от невзгод. А сейчас он здесь, снизошедший и сидящий с ней на равных бок о бок, от чего по молодому телу жар смущения и лёд испуга пополам рвут на части, заставляя сидеть прямо, безупречно. Всё равно что Бог решил отдохнуть от небес и присел на подоконник. Аврора чувствует тепло его тела, плечо к её плечу прижатое не плотно, но периодически касающееся — прикосновение отдаётся иголочками. Она не считает себя ни помешанной, ни странной. Просто как данность принимает в себе простой факт: ради Адама она сделает всё. Абсолютно. Пределов не существует, границы условны и барьеры рухнут дуновением ветра от одного лишь звука его голоса, по его слову. С точки зрения Авроры это совершенно естественно. Естественнее только дышать.
Лучшая из его творений.
Наверное, она ждала чего-то особенного... Внимала Адаму, обратившись в слух. И он дал совет: сказал что надобно делать, дабы попасть в Царствие Небесное к воротам рая, будь ты хоть вором, хоть убийцей. Иными словами: ничего. Молись и жди. Жди и молись. Умирай внутри себя сотни бесконечностей кряду от мук совести с самым жестоким болезненным ядом, жгучей отравой несопоставимыми. Где-то на периферии подчинённого идее Адамова господства сознания мелькает кощунственная мысль: Рори разочарована в его словах. С другой стороны: имеет ли смысл ждать иного от слуги божьего? Другая часть Рори — основная, преданная, жаждет дать самой себе по лицу за такие мысли.
Следует быть благодарной за совет, напитанный мудростью его слова, опыта, желания помочь. Едва ли блондинка осознаёт, что ещё при живых родителей критическое мышление из неё вытравливали с особым усердием. Всё что она осознаёт: Адам бесконечно прав, но в её случае молитва уже не спасёт. Просто он не знает, насколько она не чиста. Не знает, насколько грешна и дурна, уродлива внутри. Обманываются и лучшие из нас. Даже земные боги порой не в силах проникнуться сутью. Аврора не обижается: просто грустно и снова хочется заплакать. Ей ещё удаётся сдерживаться: слёзы как новокаином на нет свело от понимания того, насколько же Святой Отец близок к ней — его прикосновения даже случайного достойная ныне меньше всех в мире. Уже этого хватает, чтобы остановить слёзы, как не хотелось бы продолжить. Аврора — послушная девочка. Аврора — идеальный миньон душевного оздоровления, проводимого на проповедях падре каждый день. Просто она сломана и не знает, что было бы правильнее: попытаться себя починить или же доломать, чтобы после выкинуть на помойку, как ненужную безделушку. Рори последние пять дней подряд верит в то, что достойна гореть за свою тьму на костре едва ли не сильнее, чем верит в Господа. И слабее, чем верит в божество что по правую руку от неё нежданно перехватывает её осторожно брошенный исподобья взгляд. Попалась, глупая.
Она не может солгать ему в глаза. Аккуратно очерченный рот округляется в правильное "о". Это всё — его слова. Последующие за призывом молиться и ждать, самые в цель попадающие, невозможные... Он не может знать, просто не может, откуда?.. Во взгляде Авроры страх смешан с благоговением и нотками облегчения. Кончиками пальцев она почти осязает прощение... Почти. Перед глазами лицо покойного развеивает грёзу о мире в душе пылью по ветру.
Но Адам говорит. А она безропотно верит. Становится стыдно за кольцо на пальце: Рори обхватывает его пальцами правой руки и вертит, крутит, будто не кольцо желает снять, а оторвать безымянный палец, сложив его подношением к Богу, если тот примет такую грешную слабую плоть. Её голос — шёпот в темноте. Неожиданно сухой, почти бесстрастный. Не остаётся на то, чтобы бороться, уже никаких сил. Если открывать кому-то тайну, то лишь Адаму. Только ему.
— Элиас... Это был не сердечный приступ. — а сердце бьётся, бьётся... Птицей в клетке раненой, ритмом бешеным, от которого почти задыхаться легко. У Рори перед глазами невидимое бушующее пламя не отражается в расширившихся от страха зрачках. И взгляд от Адама отвести невозможно. Будто гипноз. Невозможно солгать и не ответить, преступлением будет убежать и сменить тему. Аврора всё ещё чувствует себя отпетой грешницей, но рядом со своим земным богом нет выбора иного кроме как облегчить душу ядовитой правдой в его мудрые глаза. — Это была я. Я знаю. Понимаете? Знаю... — последнее слово падает в пустоту. Кто ещё, если умер он в плену её обнимающих рук? Иссушенный поцелуем, убитый последним стоном, уничтоженный кульминацией соития — всего лишь человек. Он мог сделать столько хорошего... Элиас мог изменить к лучшему мир. Но встреча с монстром по имени Аврора растоптала будущее, изорвала в конфетти и подожгла.
— Я была с ним той ночью. Мы... — она не верит что правда говорит об этом ЕМУ. Краснота лица сменяется мертвенной бледностью. Боже, помоги... Она умолила Адама оставить её здесь после гибели родителей и теперь признаётся в том, что занималась блудом и убила человека в стенах его церкви, что так гостеприимно распахнула свои двери перед её лицом по воле Святого отца. Если он и впрямь возненавидит её после рассказанного, он будет не в силах ненавидеть Рори сильнее, чем она ненавидит себя сама прямо сейчас. — Согрешили. — быть может словари синонимов выдали ей с десяток более современных определений слова "секс", но подавленная и полностью убитая собственным бесчестием Аврора сумела лишь отчеканить то, чему её учили столько лет. Выдыхая переработанный кислород она молит мысленно землю осыпаться под ней и дать уже провалиться в ад коротким путём, не дожидаясь гибели от чьих-то рук.   
— Мне понравилось. Я чувствовала... — Аврора не знает как это описать. Эта энергия, мощь... Ей казалось, она может всё. — Что я сильнее чем прежде. Ни на что не похожее... И мне кажется, я забрала это у него. — пауза. Вот и всё... Дальнейшие слова падают комьями земли на могилу. — А он умер. Я не знаю как я это сделала, но его нет... Если это кара божья, лучше бы Господь забрал меня. Лучше бы я умерла, а он жил. — этот разговор отнимает слишком много сил. Говорить правду не легко. Не всегда приятно. У Рори кружится голова и прижалась бы головой к плечу падре, но не смеет. Откидывается на спину и прячет в ладонях лицо, сдавленно шепча:
— Я монстр.
Адам сказал, что ей станет легче, но пока Аврора этого не чувствует. Ей стыдно и это чувство прожигает в ней дыру. Чувство вины сильнее прежнего и Рори вдруг понимает, что после такого он наверняка вышвырнет её на улицу. Люди избавляются от грязи, плесени, лишних вещей и людей и это нормально. Ни к чему хранить в церкви чудовище, пусть даже прирученное, готовое с рук есть и тереться о ладонь, способное руку не кусать — лишь целовать. — И я подвела вас, Святой Отец. —  отнимая ладони от лица, она неожиданно тверда в своём утверждении. Даже смотрит на священника прямо, в лицо: боится что видит в последний раз. — Вы дали мне дом. Вы обо мне позаботились, а я могу лишь всё портить и... Вы думаете, что мне здесь не место? Я понимаю. Это правильно. — непослушные глаза наполняются слезами на последних словах со всхлипом. Не сдержалась. Она неспособна даже утихомирить свою истерику. Глупая, глупая, никчёмная Аврора.

+2

6

Говорить вещах, о которых знаешь лишь примерно, скорее по чужому опыту – талант более чем полезный. Однако сказать, что он присущ отцу Адаму, было бы не совсем верно, как и говорить о том, что он и вовсе его лишён. А причина этой неоднозначности кроится в том, что до сегодняшнего дня мужчине в принципе не приходилось о говорить о чём-то, к чему ранее он никакого отношения не имел. Да и когда бы ему мог выдаться такой шанс? Всю свою довольно долгую жизнь он посвятил служению Богу, начиная с первых дней жизни в католическом приюте, и заканчивая днём сегодняшним. Меняя место своего жительства, священник ни разу не сменил род своей деятельности, лишь единожды взяв долгосрочный перерыв для деятельности как таковой. Сутана уже давно стала его второй кожей, а колоратка повисла на шее словно цепь верного пса своего единственного Господина. Адам не мыслил себя без церкви, год за годом всё совершенствуя, шлифуя свои знания о религии и философии, что неразрывно связаны самой крепкой нитью. Постепенно расширяя круг своих знаний, переходя на всевозможные ответвления своих основных прописных истин. Да, священник был неплохо просвещён в своей области, вполне мог бы даже прочитать парочку лекций в каком-нибудь университете и получить заслуженную похвалу. Но все его познания сводились лишь к одному, ходили вокруг да около, выходя за рамки исключительно благодаря жизненному опыту. Лишь один порой святому отцу возможность узнать что-то даже отдалённо не имеющее отношение к Богу.
Именно благодаря личному опыту Адам получил мало-мальски сносные знания о жизни суккубов. Коротенькая лекция работника Арканума прослушанная слишком много лет назад была малоинформативной. И главным источником его опыта являлась прекрасная Кларисса, способная утолить столь многое, в том числе и любопытство непросвещённого мага. Именно она более-менее, в двух словах, но крайне толково объяснила и можно сказать на пальцах рассказала об особенностях своего вида, его преимуществах и недостатках. Кажется, она тогда в шутку наказала священнику остерегаться чрезмерно привлекательных, но слишком юных мальчиков и девочек, ибо никогда не знаешь, кем они могут на самом деле являться. А обмен девственности на жизнь далеко не самый завидный. В тот день Морг лишь лукаво посмеялся и с наигранной серьёзностью заверил красавицу, что теперь обязательно будет прояснять этот вопрос прежде чем спросить у носителя подозрительной молодости имя. В час же нынешний Адам был готов ударить себя по лбу и назвать круглым дураком за то, что слушал девушку тогда недостаточно внимательно.
Однако же и этой неполной информации видимо ему хватило. Перемену на лице Авроры, в её взгляде не заметить было бы крайне сложно, а она служит главным доказательством того, что мужчина не прогадал. Хотя, возможно, простого «я знаю» с уверенностью сказанного было бы вполне достаточно, чтобы побудить Рори выложить всё правду. Да вот только священнику вот не представилось возможности поблефовать, кое-какие знания о предмете разговора у него всё-таки имелись.
Её ответ не становится для него страшной, совершенно неожиданной новостью. В его глазах девушка не становится жуткой убийцей, облечённым вынужденной необходимостью открыться. Это скорее похоже на тот момент, когда человек наконец получает ту самую прискорбную новость, о которой уже успел догадаться, а теперь получил лишь устное подтверждение. Адам пытается сохранить маску вежливой участливости на лице, скрыть вынужденное разочарование. Он знает, что в убийстве малышка не виновата, это хотя бы видно по её полным раскаяния слезам. Но последнее, что ему бы сейчас хочется, так это знать о том, что столь невинное существо всё-таки забрало чью-то жизнь. Рори совсем не подходит на роль убийцы. И священник мысленно просит Бога о том, чтобы стать им в новый раз девушке больше не пришлось.
Известие о том, девушка с кем-то «согрешила» так и вовсе не кажется ему чем-то постыдным. Возможно, на фоне последствия этой связи сама связь уже становится чем-то совершенно нестрашным. А может быть потому, что Адам есть последний человек, который вообще имеет право в этом упрекать. Он будто бы пропускает это заявление мимо ушей, принимает как сопутствующую данность. О том, что это обстоятельство не должно иметь поощрения он вспоминает лишь благодаря бледности лица несчастной Рори, что сейчас вовсе не похожа на саму себя, столь цветущую и умиротворённую.
Он дослушивает её рассказ до самого конца, не считая нужным вмешиваться. Вообще никогда не стоит прерывать человека, своим рассказом облегчающего душу. Для него, как для священника это было совершенно очевидно. Право голоса он получает лишь в тот момент, когда слышит фразу скорее вопросительного толка, когда Рори смотрит столь ожидающе, будто от его слов зависит вся его дальнейшая жизнь.
- Милая, послушай, - он придвигается ближе, насколько позволяет поверхность подоконника, касается своими ногами её ног, одной рукой берёт её руку. – Не существует в этом мире обстоятельства, которое заставило бы меня попросить тебя покинуть эту церковь. В доме Божьем всегда найдётся места для любого просящего, что бы он ни сделал. До тех пор, пока ты сама не пожелаешь уйти, я буду счастлив видеть тебя здесь.
Говорит ласково, будто утешает плачущего ребёнка, нечаянно свалившего на пол фарфоровую чашку. На губах его лёгкая полуулыбка, что будто подтверждение вкрадчивых слов. Он не отводит взгляда. Большим пальцем гладит внешней стороне её мокрой от слёз руки, всё также в знак утешения. Столь явные душевные муки Рори срезают на корню любые желания упрекнуть или отругать девушку, что вообще могли бы у него возникнуть. Единственное, чего сейчас Адаму действительно хочется, так это помочь Авроре успокоиться, перестать плакать. Второй рукой он приобнимет её за плечо, лишь теперь прерывая зрительный контакт. Объятия никогда не были его сильной стороной, но они вроде бы должны несколько облегчить состояние страдающего.
- Ты никакой не монстр, Рори. Просто ты несколько отличаешься от простых людей, но в этом нет ничего плохого, - говорит уже несколько тише, наклоняясь ближе к девушке. – К сожалению, смерть того молодого человека – естественный процесс, да и вряд ли бы Бог мог её допустить, не являйся она частью Его плана.
Услышал бы Адам себя сейчас, немедленно бы проклял на месте и пинками выгнал бы себя из церкви. Он помогает убийце найти дорогу к столь обожаемым им самим оправданиям, да ещё и делает это с таким спокойствием на душе. Но в его глазах данный факт является исключительно вынужденным и нежеланным, через который проходят все суккубы, который практически невозможно избежать.
- Твои родители должны были рассказать тебе об этом. Попытайся вспомнить, может быть кто-то из них когда-нибудь говорил тебе что-нибудь об иных, людях отличных от окружающих? Может быть просил тебя о чём-либо, что могло бы показаться тебе странным?

+2

7

Слова умеют убивать. Сокрушать изнутри. В решето мысли и веру, не оставляя на теле следов: идеальное ментальное убийство. Аврора не знает, что маги способны сотворить из слова настоящее оружие. Для неё маги это что-то из разряда антицерковной ерунды: команды верить в чудеса за пределами господних не было. Слова — живительная песнь с губ Святого отца радостным звоном отдаётся в ушах не верящей в такое благо Авроры. Он не ненавидит её! И обнимающая рука его вкупе со спокойным голосом и понимающим взглядом — единственное истинно-непреложное успокоение из всех, что способен подарить ей мир. У девушки в глазах сияют ярче тех что за окном звёзды при взгляде на Адама и это уже — не слёзы. Радость воплощенного в принятии худшего её греха прощения медленно проникает в неё вместе с Его словами и теплом. В лучистом взоре Авроры робкая надежда и обожание, что сродни влюблённости: всё как во сне. Если сам Святой Отец говорит о том что будет счастлив видеть её, может быть, она не столь ужасна и опасна, как верится самой Рори? Мужчина не стал бы лгать ей. Его слову если верить, то безоговорочно.
Удивительно: внутри может быть одновременно сладко и горько, радостно до эйфории и грустно до слоя хрусткого льда коркой покрывающего мысли. У Адама есть ответы — теперь Рори в этом почти уверенна. И он рядом: его тёплые руки и умиротворяющий взгляд, голос, который слушаешь, слушаешь, и каждая буква клеймом в памяти. Аврора с ним рядом так доверительно-вплотную близко и это кажется удивительным. Почти чудится, что вот-вот возьмёт её онемевшие от тоски, боли вины и нескончаемых слёз ладони и согреет дыханием — так часто делал папа в холодные вечера, а Рори куталась в свитер и пробовала на кухне делать первые сладости к чаю.
Тревожит то, что Адам отвёл взгляд. До того Рори так старательно пряталась от его проницательных глаз, а теперь страшится упустить их плен. Счастье: он не прекращает говорить. Первый раз в жизни его слова кажутся не преисполненными смысла, а скорее нуждающимися в расшифровке. Девушка не совсем понимает о чём он... Начало словно он решил поведать Авроре о прелестях взросления.
Естественный процесс?..
Аврора не понимает, что естественного в такой дикой, абсурдной и неожиданной смерти. Адам задаёт вопрос и это требует ответа.
— Нет. Они никогда не скрывали что я приёмная, но ничего такого не говорили. Никаких особых правил... Я не помню ничего странного.
Близкие поддерживали все её начинания. Водили в церковь за руку под очи Бога небесного и Бога земного что носит имя Адам. Родители, быть может, не понимали во что сами встряли, но для любимой девочки желали самого лучшего. Не их вина что они нашли себя в проповедях человека, ныне сидящего рядом с той, кого они оберегали всеми силами от всего, кроме того что уже проникло в их души. Для Авроры Адам — воплощение добра и праведности. И касание оголённой кожи ноги к его одеждам это то, о чём она даже не задумывается. Рори — нет. Живущий внутри голод ещё не вскидывает голову: лишь приоткрывает свои глаза. Удаётся отвлечься... Не думать о теплеющих чувствах внутри. Стоит лишь услышать сказанное мужчиной, попробовать произнести каждое слово вслух про себя и понять, что именно сказал Адам. Нечто определённо странное.
Стоп.
Иных?

Наверное она ослышалась. Или же падре вложил в это слово некий лишь ему одному понятный смысл. На лице Рори отчётливо проступает недоумение, а следом настоящее опасение, что перерастает в страх с каждой секундой только отчётливее. Девушка не осознаёт что наклоняется к Адаму ближе, чтобы заглянуть в глаза и не упустить ни слога, ни полутона настроения. Отчего-то внутри дурное предчувствие...
— Святой отец... — Рори пытливо всматривается в волевое лицо священника и голос тихий, благо, без следа недавних слёз. Они оставили отпечаток лишь на её глазах лёгкими подтёками туши (Мелоун почти не красится и в этот вечер это — хорошая новость), — Что вы пытаетесь сказать?
И где-то похожие речи она уже слышала... Из Мелоун вышла бы ужасная Джин Грей. Размыкает губы, но молчит. Секундами далее лишь оказывается в силах неловко выдавать из себя:
— Я что — мутант? — чуть более реалистично чем укус радиоактивного паука и облучение метеоритом, к которому Рори не подходила на пушечный выстрел. Её устроило бы любое объяснение. Любой диагноз от вагины-убийцы до проклятия, которое она получила недавно, купив последний браслет в магазине с вещами, в миру носящими имя «рухлядь».
Что бы не имелось в виду, у девушки чувство, что это изменит всё. Дежавю от стольких просмотренных кино, прочитанных книг, где звучали признания в чьей-то исключительности. Внутри зарождается желание поступить совсем уж по-детски: прижаться к мужчине, обнимая, находя собственный мир спокойствия, утыкаясь в его плечо. Но это слишком для неё: Адам и без того добр и проявил к ней в сотню раз больше участия чем Рори заслуживает после всего. Она не имеет права желать большего, но вместо смиренной скромности и улыбки девушка задаёт вопросы, почти напирает, кажется, хотя голос ещё сохраняет осколки спокойствия. Лучше не думать об этом, а не то стыд будет бить по щекам большее. А Адам, всё же, удивительный... Помогает. Говорит с ней и поддерживает. Пытается унять боль души молодой девушки, снедаемой виной. Или... Или он пытается отвлечь Аврору от того факта что она — разновидность антихриста?
— Ведьма? Ещё что-то такое? Пожалуйста, Святой Отец! Скажите... — пальцы сами ухватываются руку Адама и тянут её на себя в мягкой настойчивости растерянной испуганной души, жаждущей ответов. В голове десятки вариантов один другого безумнее, но ни одного что впрямь схож с правдой. Аврора понятия не имеет, что ожидать и Адам — единственное неизменное, прекрасное, надёжное в этом мире из того, что не может её напугать и причинить боль путём иным кроме изгнания. Возможно он избрал метафору... Она — некая иная? Девушка, которую родители должны были просить о чём-то странном, подготавливая к грядущему? Глупости. Конечно же. Ведь таких чудовищ на свете нет: среди людей достаточно демонов во плоти и без того. И всё же, ей страшно услышать ответ.

+2

8

Каждое его движение практически насквозь пронизано сковывающей неловкостью, что пробивается наружу практически сразу же, стоит Рори перестать всхлипывая дёргаться в его объятиях. Он говорится осторожно, подбирая слова и стараясь максимально следить за собственным голосом. Он так боится её вспугнуть, вроде бы лишь немного успокоившуюся. Боится вновь обречь её на непрекращающийся поток слёз и новые страхи, а самое главное – на ненависть к самой себе. Предугадать реакцию человека на тот или иной непосредственно касающийся его факт не так просто, как бы того хотелось. К тому же, когда этим самым человеком является ещё совсем юная девушка, подходит к которой найти в несколько раз сложнее чем к кому-то, с кем имеешь дело несколько чаще. Адам чувствует себя самым настоящим родителем, что пытается правильно объяснить неожиданно оказавшейся уже совсем взрослой дочери как правильно распоряжаться своей дальнейшей половой жизнью. Священник мысленно благодарит Бога за то, что делать этого ему никогда ранее не приходилось и уж теперь точно не придётся – будто бы из ниоткуда взявшийся сын уже совсем взрослый и вполне готов самостоятельно прочитать отцу лекцию на данную тему. Наверное, его лицо залилось бы краской, а монолог скорее напоминал бы проповедь о воздержании, в которую сам бы он совершенно не верил, однако которую произносил бы с такой уверенностью, с которой не вещает даже в церкви. Однако сейчас этого от него не требуется. Ему нужно лишь попробовать рассказать о не до конца понимаемом им самим предмете, да сделать это не перегибая палки. Не самое простой для исполнения план.
Голос Рори, уже не дрожащий от недавних слёз, действует на священника успокаивающе. Шанс того, что он вновь заставит её плакать, вроде бы движется к нулю, а это вполне себе неплохая новость. Мужчина вновь поворачивается к девушке лицом и не может скрыть улыбки, когда слышит слово «мутант». В современном мире без хоть каких-либо знаний о комиксах жить довольно сложно, учитывая тот факт, что выходят они уже более полувека и периодически то теряют, то вновь приобретают популярность. С разноцветными «мутантами» Адам впервые познакомился в 70-ых, когда его друг по дурному образу жизни впервые принёс в их дом разноцветную газету и с гордостью называл её комиксом. Одним из их главных развлечений тогда было совместное чтение вот таких вот книжек с картинками под каким-нибудь новым, ранее неиспробованным, или же наоборот до боли знакомым веществом. Всевозможные интересные эффекты от такой смеси чтива и наркотиков запомнились Моргу надолго, как и основная сюжетная канва любимой серии его друга. Однако ранее священнику и в голову ни разу не приходило, что мутантов можно сравнивать с иными. Такое, казалось бы, очевидное совпадение лишь только теперь заставило об этом призадуматься, а заодно и похвалить ассоциативную сообразительность Рори.
Удивляясь собственной недогадливости, он как-то упускает тот момент, когда девушка тянет его за руку, несколько выводя из равновесия. Ему приходится несколько опереться о её плечо, дабы вновь сесть чуть более ровно.
- Нет, боюсь, мутанты всё-таки есть не более, чем плод человеческой фантазии, - говорит он с некой усмешкой в голове. Скрыть тот факт, что данная теория пришлась ему по вкусу Адам не посчитал нужным. Напротив, таким образом он считал возможным приподнять и без того опущенное ниже плинтуса состояние своей подопечной. – Да и на ведьму ты уж точно не похожа.
Затем он похлопывает Рори по плечу и немного отодвигается от девушки в сторону, дабы закинуть на подоконник ногу вместе с коленом, дабы получить возможность смотреть на Аврору прямо. Он берёт её руки в свои, так он чувствует более способным внушить ей уверенность, которую сам не до конца ещё чувствует.
- Как бы тебе это сказать… - он мнётся совершенно искренне, всё ещё не зная с чего стоит начать. Вновь отводит взгляд в сторону, будто бы пытаясь разглядеть на стене какую-нибудь подсказку, но не обнаружив ничего путного, опять обращает свой взор к лицу девушки.
- Ты – суккуб, Рори, - больше походит на «Ты - волшебник, Гарри!», но сказать как-то иначе, нежели прямо, у священника просто не получается. Он действительно не знает, как стоит доносить до людей подобную информацию. Ему самому сказали в лоб и было это так много лет назад, что теперь Адам уже вряд ли вспомнит, как дрожал голос его наставника, произносящего заветное слово «маг». – Не человек. И таких, как ты в мире достаточно много. И суккуб не единственная разновидность иных, что находится среди нас.
И вновь пауза. Стоит ли также в лоб рассказывать девушки о существовании вампиров и ликантропов? А магов? Нужно ли вываливать на бедняжку всю информацию сразу же, или приберечь её на потом, растянуть потрясения на продолжительный период? Эти вопросы для самого Адам остаются без ответа. Он даже не уверен, стоит ли прямо сейчас раскрывать Рори свою собственную натуру, не отвернётся ли она от него, лишь только заслышав правду?
Эта мысль в его голове возникает как-то сама собой и кажется сейчас наиболее правильной. Зачем пытаться строить из себя учителя для молодого суккуба, когда практически в шаговой доступности имеется опытный суккуб, уж точно более способный в общении с молодыми леди? Знакомить милую Аврору с работницей борделя кажется Моргу не самой лучшей идеей, но единственной доступной и наиболее удачной. Кто, если не Кларисса способен рассказать девушке о её личном предназначении? Клэр уж явно разбирается в этом вопросе побольше мага, сравнительно недавно открывшегося для себя существования кого-то помимо его самого.
- Я знаю, у тебя наверняка имеется множество вопросов, но я никак не смогу на них ответить, прости, - с искренним сожалением, несколько пожимая плечами. – Но я знаю одну девушку, что способна тебе помочь. Она тоже суккуб, как и ты. Да, Кларисса обязательно тебе поможет…
Последняя фраза скорее высказанные вслух мысли, не более того. Но для него она сейчас гораздо важнее, чем произнесённые ранее собственные слова. В данном случае Адаму действительно легче положится на свою прекрасную знакомую, чем на собственное умение разговаривать с уже не плачущими девушками.

Отредактировано Adam Morgue (2018-08-28 22:30:51)

+1

9

Сарказм — не о ней, не к ней и не про неё. Но даже Рори ловит себя на желании выдать в ответ: "Да, а вы — волшебник." Она близка к тому, чтобы заподозрить своего кумира в дурном чувстве юмора и лишь серьёзный взгляд и вызванная её глупым предположением улыбка вкупе с теплом рук, мягко сжимающим её ладони, говорят о том, что как бы  нелепо и неправдоподобно не звучали его слова, Отец Адам говорит правду. Ну или он убеждён в том, что сказанное им это истина.
Суккуб.
Не приговор — скорее розыгрыш. С губ рваный тихий смешок перезвоном не прозвучавшего смеха. В голове Авроры суккубы это дикий миф о красавицах, утаскивающих мужчин в свои сети, как русалки жертв — на дно. Суккубы это твари, чарам которых противостоит лишь самый стойкий. Похотливые, изображённые как обнажённые девы, так и словно монстры из кошмаров, пугающе глядя на зрителя немигающим взором. У Авроры в сердце вечная весна и улыбка ярче лета — какой суккуб? На помешанного на сексе монстра она смахивает меньше всего на свете: внутренний суккубий голод, кажется, почти обижен.
Не человек.
Внутри что-то замерно, ухнуло вниз и затихло. Недоверчивую лёгкую улыбку с лица девушки будто стёрла невидимая тряпка. От Святого отца эти слова даже не ранят — бьют унизительно сильно, оборвав на секунды дыхание. Он мог нелепо пошутить. Неудачно. Но сказать такое Адама могла заставить лишь неутешительная весть, ведь иначе зачем успокаивать её, говорить что будет счастлив видеть здесь, а потом твердить в глаза что Мелоун — и не человек вовсе? На этот раз она сдержалась. Судорожный негромкий вздох, ладони в его руках в кулаки и ни единой слезинки. До Авроры происходящее вдруг доходит как сквозь плотный ватный слой то ли предзнаменовав возможный обморок, то ли организм понял, что для него за столь краткий срок наступила критическая точка невозврата от калейдоскопа бед. Кулаки разжимаются и она смотрит на мужчину взглядом утопающей. И вправду было бы проще: просто раз и утони. Не разбираясь в аду земном в своей голове, находясь в месте божьем. — Я не... — не суккуб, не заслужила этого, не понимает уже вообще ничего из того, что говорит Адам. — Да какой из меня суккуб, я же... — губы кривятся в широкой улыбке и Аврора отрицательно качает головой. Суккубы в канонах того что ею прочитано это далеко не худшее, просто это — не она. Слов больше не было.
Значит ли это, что теперь так будет всегда: занятия любовью с летальным исходом для любимого в обмен на сладкую эйфорию незнакомого доселе чувства энергетической насыщаемостью? Разбитое сердце неоднократно после пары таких рейдов так, что его после уже не склеить — только выбросить или засыпать крошево в вазу.
Я не стану  этого делать.
Отчётливое решение принято вдруг так уверенно, что у Рори не остаётся сомнений: и вправду не станет, как бы сущность или что там у неё внутри не желала трапезы. Ни за что. Она не стоит ничьей жизни. Право: сейчас Рори уверенна, что она не стоит и позеленевшего от плесени гроша. А Адам, меж тем, кажется, добивает рассудительным голосом, вываливая на светлую макушку всё новые сюрпризы. Не самое приятное подозрение закрадывается в полную смятения душу... Это — способ отвлечься. Своего рода манёвр ошалевшей от вестей психики, решившей переключить на то, что вредно по определению. На то, в бесполезности чего Аврора абсолютно уверенна. Кларисса. Такое знакомое, вычурное, идиотское имя. Такое же было у одной её знакомой, которая (Рори готова побожиться) не постарела за семнадцать лет и на полгода. Одна из причин, по которой девушка, к слову, её откровенно  боялась и теперь пугающая особенность подруги родителей проявляется в новом свете.
— Рыжие волосы, — пальцами вдоль собственной шевелюры, но опускаясь до своего же пояса. Где-то в этом районе на памяти Рори у рыжей ведьмы заканчивалась способная осчастливить любого покупателя волос копна шёлкового пламени. — Средний рост, суч... Непростой характер? — ругаться при падре это уже слишком, особенно разбрасываясь такими словечками как «сучий», как бы оно не подходило Вальмонт. Рори рада что вовремя поправила себя, но суть мужчина явно уловил.
Странно что ничего не ёкнуло и теперь. Аврора воспринимает это страннейшим совпадением и вдруг чувствует такую злость, будто Кларисса нашла некое зелье что превращает людей в монстров и насильно влила ей его в глотку, пока Мелоун спала.
— Она иногда приходила к нам. Кажется мои родители с ней дружили. — Аврора скупа на слова. У старой знакомой говорит исключительно нехотя и с никогда ранее при Адаме не проявляющимся раздражением. — А мы не особо ладим. — для любящей покой и когда вокруг всё хорошо Мелоун вспыльчивая Кларисс походит на то же солнце, но уже злое — при виде такого хочется закрыть глаза, зажмуриться изо всех сил и отступать назад. Клэри — не спокойствие. Клэри — хаос, врывающийся изредка в её жизнь с намерениями, якобы, благими, но переворачивает всё с ног на голову так, что лучше бы не являлась вовсе.
— Суккуб... — чужеродное разуму слово тяжелеет на языке. — А я думала что она ведьма. Вечно молодая. Каждый раз, когда она рядом, становится хуже. — родители часто ссорились после её визитов. Кларисса дарила ей удачные, несомненно подобранные продавцом игрушки и платья, для скромной Рори бывшие уж слишком в стиле Клэри. Думать над ответом (хотя слова Адама, пожалуй, его и не требовали) не приходится слишком долго. От одной мысли о том, что рыжая вообще может кому-то помочь становилось худо.
— Мне не нужна её помощь. Я не приму её. — не в том положении, чтобы отказываться и торговаться, совершенно определённо не понимает, что несёт и пусть. Аврора примерно представляет себе масштаб проблемы. Удивляет лишь то, что эта самая проблема сумела обмануть Адама. Рори с неудовольствием думает о том, что перед красивой оболочкой и дух не слишком крепок, и плоть — не союзница. Хотя в её голове образ Святого Отца не связан с подобным. Скорее она думает, что Клариссе легко удалось бы играть роль воплощённого смирения, если это было выгодно. — Простите, Святой Отец. Но мне нужен другой путь. — не рука об руку с ходячей проблемой. Нужен кто-то лучше, спокойнее, адекватнее в конце концов! Не взрыв — гавань. Ей знаком только один такой человек.
— Но вы узнали кто я! Значит что-то вы да знаете, правда? —  она не имеет права просить об этом. В другой ситуации Аврора, скорее, дала бы сама себе пинка прежде чем открыть рот, но сейчас совсем рядом маячит состояние аффекта и оно развязывает язык. Она — всё ещё утопающая. А Адам — не соломинка, а плот. — Мне и не нужны все ответы, я... — внутренний барьер слов преодолевается на удивление быстро. На манер сдавшейся, девушка прикрывает глаза. — Я всё равно не стану больше никому делать больно. Мне просто нужно знать, что для этого надо и что из легенд правда, а что выдумки. — с горьким смешком она не выдерживает и прибавляет:
— Как мутанты.

+1

10

Нечаянно сорвавшаяся с губ фраза вдруг обрастает неожиданными подробностями. Адам действительно удивлён тем фактом, что знакомство Авроры и Клариссы вообще имело место быть. Однако ошибки быть не может, описание девушки сходится с образом Вальмонт на все сто процентов. Священник не сдерживает смешка, когда слышит так и недопроизнесённое слово «сучий». Из уст всегда скромной Рори оно звучит крайне неестественно, может быть даже где-то глубоко в душе мужчина так и вовсе был уверен, что девушка и вовсе не знает о существовании такого слова. Слишком уж оно не вяжется с её чистым и невинным образом, не омрачённым даже лёгкой степенью сквернословия.
Уже совсем скоро обольстительный суккуб и развратный священник смогут отметить двадцатилетний юбилей их затянувшегося знакомства. Однако Морг навряд ли когда-нибудь, пусть даже в мыслях, называл рыжеволосую сукой. Напротив, её нрав лишь раз за разом подогревал его так и не затухший за все эти долгие годы интерес, а постели так и вовсе становился одним из главных преимуществ. С Клариссой всегда было легко, она всегда знала, чего ему сейчас хочется, порой даже лучше его самого. Она действительно была тем самым пламенем, на чей свет летят всевозможные мотыльки, что обжигаются о него с завидной регулярностью, но всё никак не прекращают попыток приблизиться. В этом плане Адаму повезло войти в тот небольшой список, кого пламя напротив подпускало к себе достаточно близко, но поджигать вроде бы не собиралось. А потому священник по вполне понятной причине не разделял мнение Авроре о своей доброй знакомой.
Наверное, в этот момент его должно было что-то насторожить. Вальмонт вовсе не походила на тех иных, что станут водиться с простыми людьми, которыми, судя по всему, являлись родители Рори. Клэр извечно в своём коротком платьице сидит на пропитанной домашним уютом кухоньке и распивает горячий субботний чай с добродушной семейной парочкой? Даже богатая фантазия святого отца была не способна такого представить. Однако странностей в нашей жизни предостаточно, а земля достаточно круглая, чтобы на ней завязывалась вот такая дружба, создающая вот такие вот странные знакомства. Да, Адам даже не мог себе представить, как такая как Кларисса может вообще вести беседу с Авророй. Слишком разные, без точек соприкосновения.
- Очень жаль, - он не скрывает своего разочарования. – Кларисса действительно могла бы тебе помочь.
И уж тем более священник никак не мог ожидаться, что так удачно возникший в его голове план так быстро рассыплется по полу крошечными осколками. Он был абсолютно уверен, что нашёл тот самый выход из этой непростой ситуации. Запасной идеи у него не имелось в принципе, он даже не мог и подумать, что она может всё-таки понадобиться. Однако Рори решила иначе, срубив на корню весь его идеальный план. Вполне естественно, что он был раздосадован данным положением дел и находился в некотором замешательстве. Второго хорошо известного суккуба у него под рукой явно не имелось, лишь какие-то случайные знакомые всё из того же борделя. Но этим особям столь интересного вида священник никогда бы и не позволил не то что заняться обучением Авроры, да даже встретиться с нею. Негоже хорошим девочкам водиться с проститутками. Кларисса – единственное исключение и правила.
Предложение девушки ему не совсем не нравится. Он уже взял за неё ответственность однажды, расширять её границы ему кажется неправильным. Адам не считает себя таким уж знатоком суккубов, чтобы рассказывать Рори хоть что-то. Возможно, он даже боится сказать что-то лишнее и отличное от правды, что могло бы повлечь за собой непоправимые последствия. Гораздо легче наблюдать за растущим потенциалом со стороны, чем лично участвовать в его развитии.
- Всё не так просто, милая, - тяжёлый вздох и очередная попытка подобрать правильные слова. – Я могу информировать тебя только совсем в общих чертах, что будет полезно лишь на самой ранней стадии. Так или иначе тебе всё равно нужен будет кто-то более просвещённый в данном вопросе.
И всё-таки священнику почему-то кажется, что с этого самого момента он несёт полную ответственность за дальнейшее благополучие Рори. Будто бы тот факт, что он открыл ей её истинную сущность, имеет гораздо большую важность. Что теперь они неразрывно связаны, как связаны наставник и ученик. Да вот только его подопечная не имеет способностей к его ремеслу, а ему никогда не стать обладателем её врождённых навыков. Так или иначе, он должен будет придумать что-то, что позволит Авроре познать себя и перестать себя бояться. Если того потребуют обстоятельства, Адам сам отправится к Клэр и разузнает всё то, что пригодилось бы узнать Рори. Правда сделать это без лишних вопросов со стороны рыжеволосой будет достаточно сложно, но с этим он разберётся определённо позже. Сейчас для мужчины гораздо важнее не дать сорваться лишь только успокоившейся девушке.
- Но хорошо, - его голос звучит решительно, будто бы он действительно заключает невероятно важную сделку. – Я расскажу тебе всё, что знаю. Но ты всё-таки должна будешь подумать над тем, чтобы поговорить с Клариссой.
Лишь теперь священник наконец осознаёт всю болезненность ситуации. Аврора, живое воплощение целомудрия, будто бы попав под насмешки самой судьбы, на деле оказалась тем самым существом, что раз за разом утоляют свою непреходящую жажду сексом. Подробностей всего процесса Адам знать не мог, а потому был отчасти уверен, что это единственный способ для суккуба получить столь необходимую ему энергию. Ему нередко приходилось самому становится энергетической пищи для Клариссы, он не раз видел те перемены, что происходят с Вальмонт после «кормёжки». Однако утопающую в похоти Аврору ему представить всё никак не удавалось. Должен был найтись какой-нибудь другой способ. Им нужна была чья-то помощь.
- Ты больше никому не сделаешь больно, - священник медленно наклоняется к девушке, а затем целует её в макушку. – Я тебе обещаю.
И Адам действительно верит в им сказанное. Хотя для него гораздо важнее, чтобы девушка Рори не сделала больно самой себе.
- Может быть всё-таки попробуешь лечь спать? А завтра утром мы обязательно всё ещё раз обсудим, только уже не свежую голову. Что скажешь?
Он тепло ей улыбается и соскальзывает с подоконника на пол. На самом деле, после всех открывшихся обстоятельств священнику как никому другому тоже требуется отдых.

+1

11

— Мне и не нужно большего! — Аврора сияет. Ведь это — истина. Она довольствуется малым практически постоянно, а на сей раз запросы даже скромнее, ибо девушка не лжёт себе: если существует опасность кому—то навредить, мисс Мелоун сделает всё что в её силах дабы не допустить жертвы чужих жизней. Каким бы сильным не был демон внутри неё, он падёт. Не заставит её пасть вместо него, как это было  начале ставшей их общей истории. — И я обещаю подумать о Клариссе! — злым не тихим в своей голове две—три секунды перед сном, не больше — не то суккуб явится во снах, пропитанных красным кошмарах. В её понимании Адам знает, может, не всё, но достаточно чтобы поведать ей азы. Для боящейся новой, до сих пор немного отдающей  голове розыгрышем сущности его знаний явно будет как раз.
Его губы по-отечески целуют её в макушку. В горле Рори ком уже не от боли, страха и обиды. Слёзы смаргивает, чтобы не пришлось стирать рукой, пока Адам не видит. Забота... Обещание, фактически, защитить: это трогает до глубины распахнутого перед Адамом сердца. Аврора легко спрыгивает с подоконника с осторожным согласным кивком. В столь поздний час нужно спать, Святой Отец совершенно прав. Обещание священника нон—стопом отдаётся в её ушах до си пор. Рори безмерно счастлива от его слов. И от того, что понимает: Адам в курсе её неумения отказать ему в любой просьбе или велении. В первый раз в жизни девушка, по сути, перечит падре, отказавшись принять помощь Клариссы, тому ничего не мешает приказать Рори пойти к рыжей ведьме: равнозначно приведению на эшафот. И она пойдёт. Однако он, даже огорчившись, не давит. Принимает её выбор даже отчётливо считая что он неверен. После такого простого и одновременно значащего так многое жеста Аврора приняла бы любую его просьбу как установку к подлежащему немедленному исполнению действию. Да и в сон начинает клонить...
— Конечно... — впервые за последние дни Аврора улыбается широко и открыто. — Сладких Вам снов, Святой Отец. Самых лучших... — Светлее ночных звёзд. Девушка уверенна: она-то не сомкнёт глаз. Нужно столько всего обдумать, что это не представляется возможным. Аврора продолжает вспоминать их беседу, уже кивая Адаму на прощание и направляясь к себе. Однако, добравшись до своей спальни, Мелоун неожиданно засыпает за считанные секунды.
Впервые со дня смерти Элиаса Аврора спит абсолютно безмятежно...

3 дня спустя

Аврора смотрит на содержимое огромной коробки с затаённой гордостью. Гордыня это грех тот ещё, но когда входишь в ставшую родной церковь, вооружённая целой горой вкуснейшей выпечки и можешь угостить ею все, всякий согласится с тем, что гордость это не такой уж страшный грешок. Даже простительный тотчас же, как только у осуждающего в руках появится пирожное, печенье или булочка, что—то вытащенное Рори из коробки с ловкостью шустрого фокусника с ловкими руками. Праздники в кофейне отмечали с уютным размахом, океаном сладостей такого масштаба, что каждый, кто принимал участие в подготовке торжества, не остался  накладе. Остальные гости тоже, но Рори: случай немного особый. Начальница относилась  девушке с нежностью едва ли не материнской. И всё любит твердить чтобы та ела побольше: а то кожа, кости и длинные ноги—спички из—под ткани рабочей формы. Миссис Роджерс весит сверх меры и каждый лишний килограмм компенсируется тремя килограммами добродушия  жизненной энергии, из которой впору сооружать схему вечного двигателя. Аврора не успела опомниться, как была награждена именинницей вкусным добром по самую светлую макушку.  Для того, чтобы накормить всех друзей в церкви, этого более чем достаточно. Самое трудное: добраться до них с такой-то приятной неудобной тяжестью. Девушка щедро раздаёт сладости в комнате, которую иначе как гостиной не называют, смущённо повторяя снова и снова ответы на благодарности со все сторон.  Любя сладкое всей душой, она не сможет съесть много... Блондинке хватит пары булочек и одного любимого эклера. Ладно, может трёх эклеров. Остальное она вознамерилась подарить народу, в обязательном порядке припрятав для одного особенного человека самое лучшее из того, что было в коробке.
В гостиной царит чуждый церковному спокойствию шум и маленький пир на весь собранный мир. Рори уходит позже чем собиралась... Уже в своей комнате она наконец принимает душ после работы и меняет надоевшие за день джинсы с футболкой на белое лёгкое платье до колена. Внутренний аккуратист требует разложить вещи по своим местам. И собрать всё на завтра. И полить стоящие на подоконнике цветы. К моменту когда Аврора наконец принялась готовить подарок, за окном дело шло к ночи. У неё оставалась коробка из кофейни немного поменьше и в неё девушка перекидывает сладости уже поспешно. Быстрее чем собиралась. Лучше бы ей успеть... Казалось бы: нужно волноваться, но Рори ловит себя на том, что напевает себе под нос. Не так часто в последнее время ей удаётся чувствовать себя спокойно, если рядом нет Адама. Его рассказы о новом мире удивительны, но она боится не этого мира — себя. Этот страх не отпускает при взгляде даже случайном на своё отражение даже сейчас. Аврора знает: хрупкое создание в белом с волнистыми после душа высохшими волосами опасно. На вид безобиднее чем фиалка на её окне. Ловушка. Когда она стала воспринимать себя так?.. Наверное с тех пор как перечитала всё что только нашла о суккубах: Адам знал не то чтобы очень много и стереотипы ещё главенствуют в голове Авроры. Она чувствует себя так, как ей кажется, одна должна: голодной. Если бы Рори уделила меньше внимания самобичеванию и преувеличению, больше своим истинным чувством, было бы проще. Стало бы ясно хотя бы то, что пресловутый голод вовсе не давит на неё. Аврора — сама себе злейший враг.
Но это не имеет значения. Нужно просто пробраться в спальню своего душевного спасителя, оставить там коробку и удалиться, понадеявшись на то, что Адам не подумает о возможном наличии в той бомбы. Сегодня он не назначал встречи: кажется у него были дела. Это — одна из причин того, что Рори собирается прокрасться с сюрпризом тайно. Знал бы кто, каких усилий над собой ей стоит не перевязать коробку бантом, а просто оставить прикрытой пёстрой крышкой! Лёгкая поступь обутых в босоножки ног на слух неслышна. Аврора — светловолосая тень с улыбкой на губах и прижатым спустя пару минут быстрого шага к двери нужной спальни ухом. Внутри тишина. На всякий случай она всё равно стучится прежде чем пройти — дверь открывается без помех и лишних звуков.
Никого.
Ей ещё не приходилось здесь бывать... Можно ли винить незваную гостью в желании осмотреться? Коробка осторожно опускается на кровать. Рори даёт себе несколько секунд чтобы просто посмотреть вокруг себя и... Обомлеть, когда любопытство чуточку удовлетворено и взгляд переводится на дверь и Аврора делает было шаг по направлению к ней.
Ей не показалось: дверь в спальне Адама одна из самых бесшумных в мире. Аврора понятия не имеет, когда он зашёл. Девушка застывает застигнутым врасплох зверьком. И как давно он стоит и наблюдает?.. Не счёл ли что она немного не на своём месте Ох, о чём она вообще?Это же комната падре, святая святых в месте, где святость по всем канонам, как говорится, пропитывает каждый уголок церкви. Аврора самовольно проникла в его личное пространство и сейчас, сгорая от стыда, начиная от полыхающих щёк, блондинка жалеет только об одном: нужно было выбрать кабинет.
— Святой Отец, я просто... — вид у Рори как у совершившей преступление века. Лишь секунду спустя она наконец понимает что не сделала ничего дурного, даже наоборот: желала порадовать Адама, отблагодарив его за всё что мужчина сделал для неё вот так. Этого будет мало. Что бы Рори не сделала когда—либо и даже продолжай на изобретать новые способы благодарности, всего и всегда будет мало. Она твёрдо верит что в долгу перед падре состоит неоплатном. Заходить в его спальню это не лучшая из её идей, однако девушка не желала что—то испортить или, не дай боже, украсть. Лишь оставить для Адама маленький сюрприз. Если честно, ей и благодарность не нужна: доказательством того служит отсутствие на коробке каких—либо признаков принадлежности Авроры к подарку. Ну и пусть эмблема кофейни где она работает почти каждый день: кто угодно мог сделать там покупку. Ей приятно было думать уже о том, что при виде приятной мелочи Адам улыбнётся  находка доставит ему немного радости. Большего Рори и не надо. Что может быть лучше стремления осчастливить того, кто является для тебя всем?
В этой истине удаётся себе признаться уже через пару дней их задушевных разговоров. Аврора слушает рассказы Святого Отца о мире Иных с не меньшим энтузиазмом и вниманием, чем его проповеди, ибо на сей раз вещает мужчина лишь для неё одной. Наблюдать за ним, будучи так близко — всё равно что обрести талант смотреть на яркое солнце без рези в глазах. Смотреть во все глаза на незабвенное уникальное светило зная, что можешь купаться в его сиянии без боли и страха. В такие минуты чудится что светит Адам только для неё: такая забавная сладкая ложь, которая мелькает порой в голове глупой дурочки, влюблённой девчонки. Такой как Адам нужен миру. Рори не настолько эгоистична чтобы желать его внимания только себе. Но одна беседа в день, хотя бы пара брошенных таким приятным голосом слов и даже лёгкая, но улыбка — и этого хватит чтобы забыть о бедах ненадолго и шагать окрылённой сбывшейся маленькой мечтой. Не будь в голове столько сомнений и дурных мыслей о собственной непонятной пока ещё сущности, девушка просто была бы рада поводу видеть Адама рядом с собой наедине каждый день. Даже суккубство можно пережить, если ты не одинока  борьбе за собственную душу.
Шаг вбок. В сторону от постели, чуть ближе к выходу.
— Простите! Я надеялась что успею оставить это прежде чем Вы вернётесь. — безымянность совершения затеи терпит фиаско. Ей остаются сконфуженная улыбка и неловкое переминание с ноги на ногу. Аврора всегда переоценивала своё умение к актёрствовать... Её милое лицо — открытая книга. В его выражении Святой Отец без усилий прочтёт всё восхищение и доверчивость сродни щенячьей. Стой у плахи Адам, Аврора без колебаний положит туда голову и спокойно прикроет глаза. И он отчётливо не глуп: разгадает и то, почему она на месте в назначенные для бесед часы за десять минут до нужной минуты. Явно не только из—за историй о вампирах, оборотнях, суккубах и магах да таинственном Аркануме. Каким-то образом от регулярных вполне спокойных встреч эти чувства стали сильнее. Принимать меры не хотелось. Стыдить себя также не тянуло. Влюбилась и что? Среди приходящих в лоно церкви Рори не одна такая, не сводящая с привлекательного падре глаз. Она хочет ему добра. Лучшего. И сделает всё что в её силах и того большее, если он велит даже не во имя Господа: своего.
Аврора чувствует, что пора уходить. Он не желал видеть её сегодня, ведь так? — Там просто небольшой подарок. Я могу идти?..

Отредактировано Aurora Malone (2018-09-08 09:02:57)

+2


Вы здесь » Arcānum » Настоящее » let me give you my life [7 и 10 июня 2017]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно