Arcānum |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Инкуб 4-го уровня
Адвокат
Дата и время: 27 августа, приятный субботний вечер после жаркого дня.
Место: особняк одного из членов коллегии адвокатов Калифорнии.
Участники: Аншель Коэн & Микеле Ди Маджо.
Краткое описание: что получится, если взять ежегодное собрание адвокатов штата, несчётное количество бутылок дорогого алкоголя, скучающего мага и инкуба, планирующего любыми средствами сделать вечер незабываемым? А вот и узнаем.
маг 4-го уровня
Глава медицинской службы Арканума Сан-Франциско
Когда отец предлагает Аншелю съездить с ним в Лос-Анджелес, он не думает долго. Соглашается сразу: чем раньше торжество подойдет к концу, тем дольше Ной Коэн не станет прессовать своего наследника насчет женитьбы и детей. Аншелю пятьдесят семь лет, но за счет магии выглядит он многим младше, а его мироощущение и вовсе замирает где-то на подходе к третьему десятку. Отец не теряет надежды обрести порядочную и скромную невестку, желательно с еврейскими корнями, но можно и без них. Именно этим желанием и обусловлено стремление Ноя Коэна во что бы то ни стало ввести сына в свой круг общения, если уж у них в Аркануме совсем туго с женским полом.
Аншель потирает висок и морщится от головной боли. Давит на кнопку телефона-слайдера, выключая, и бормочет сквозь зубы простенькое заклинание. Нить-браслет щекочет внутреннюю сторону ладони.
Когда перед ними распахиваются ворота, особняк, отделанный светлым камнем, предстает во всей красе. Две лестницы с мраморной балюстрадой ведут к парадному входу, и, судя по черной реке смокингов, в которой лишь изредка ярко вспыхивают дамские вечерние наряды, особенно рассчитывать найти здесь кого-то не стоит. Вестибюль отличается необычайной роскошью, и в первую минуту, заглядевшись на все это великолепие, Аншель испытывает легкое ощущение удушья.
В просторном зале, где собираются гости, вскоре не повернуться. Музыканты непринужденно наигрывают попурри, разобрать которое на составляющие Коэн не смог бы при всем желании.
Аншель не знает ни Глюка, ни Гайдна и не отличает Генделя от Грига. Для него все известные композиторы, знанием симфоний и сюит которых принято непринужденно кичиться в приличном обществе, сливаются в одну заунывную мелодию. Кому-то дано разбираться во всем этом сплетении нот и восхищенно вздыхать, наблюдая за яростными пассами дирижера и тем, как смычок скользит по струнам. Кому-то, но точно не Аншелю.
Женщин не так много, как хочется, а мужчинам в большинстве своем сильно за пятьдесят.
— Имельда Клейтон, младший партнер в «Харрисон Коллинз и Клейтон». Мы с мистером Коэном консультировались по поводу слияния «Пэкхэм» и «Риджуэй». Но вы, должно быть, и так постоянно об этом слышите от всех его знакомых, — она позволяет себе сдержанную улыбку — всего одну. Аншель вскидывает брови и дергает головой в сторону отца. Они не говорят о его работе. Если блудный сын появляется дома, для бесед находятся иные темы, неизменно включающие в себя пословицу «эйн мазл ле-исроэл».
Приятельница Имельды, молодая женщина с красивым лицом, испорченным печатью надменности, тоже не остается в стороне. Непринужденно поправив чуть съехавший шелковый рукав цвета жженого сахара, она поводит полным плечом и хрипло раскрывает инкогнито.
— Марсия Диммик, «Лейтам & Уоткинс». Специализируюсь на прямых инвестициях.
Отец решительно рушит карточный домик анонимности и представляет его с истинно родственной циничной заботой:
— Мой сын Аншель, остеопат в больнице «Маунт Сион».
Прекрасная легенда. Лица дам в этот момент хочется сфотографировать и выложить на Myspace. Правда, замешательство длится от силы несколько мгновений, в конце концов тут кого только ни встретишь. В качестве своих спутников гости обыкновенно приводят степенных жен или же юных любовниц, редко — взрослых детей. Гости постепенно разделяются на группки, и в просторной гостиной, наполненной неярким закатным светом, льющимся сквозь французские окна, вскоре яблоку негде упасть.
— Хейден Гортензия. Гортензия — как цветок, — жеманно ухмыляясь, добавляет дочь очередного отцовского знакомого. Глубокий вырез платья, взятые напрокат у Carrera y Carrera желтые бриллианты вульгарно поблескивают между хрупких птичьих ключиц. Из прически выбиваются неряшливые пряди, винная помада вот-вот размажется. Пальцы, сдавившие хрустальную ножку бокала, дрожат.
— Аншель Беньямин. Беньямин — как особняк в центре Риги, — вторит ее манере Коэн. Каламбур выходит достойный, но желания смеяться нет. Аншелю становится жаль несчастную Хейден Гортензию, успевшую так безнадежно опьянеть от пары бокалов шампанского, выпитого для храбрости. Ей не помешало бы завтра утром заклинание «битерер тропн», спасающее от особо неприятных симптомов похмелья.
Соблазн одерживает верх над здравым смыслом, и вот уже Аншель смакует просекко, откровенно скучая. От компании друзей и коллег отца он тотчас же отделяется, здешние дамы больше рисуются друг перед другом и меряются, у кого средний балл в гарвардском дипломе выше. Он уже близок к тому, чтобы взвыть, когда его вдруг отвлекает голос отца, который жестом предлагает ему подойти. Рядом с Ноем Коэном незнакомец. К сожалению, высокий. Такой высокий, что, оказавшись с ним рядом, Аншель вынужден высоко поднять голову. Только тогда ему удается посмотреть в глаза...
— Ты ведь слышал о Микеле Ди Маджо? В отличие от всех нас, он — персона известная за пределами юридического сообщества.
— Кое-что слышал, — уклончиво отвечает Аншель.
Отца замечает очередной некто, недавно возвратившийся из Ниццы, и он оставляет Аншеля наедине с новым знакомым. Наконец-то.
— Аншель Коэн, — он протягивает руку для пожатия. — Вы наверняка чаще меня посещали подобные сборища. Здесь когда-нибудь бывает весело?
Отредактировано Anschel Cohen (2018-07-18 02:16:53)
Инкуб 4-го уровня
Адвокат
Дать интервью для Los Angeles Lawyer
Забрать костюм из ателье
Посетить ежегодное собрание зануд
Познакомиться с кем-нибудь интересным
Отель Ritz-Carlton. Залитое солнцем лобби. Кресла из светлой кожи. Резные деревянные ширмы. Прохладный кондиционированный воздух. За полтора часа золотистый луч успевает проделать путь от одной картины Моне до другой и украсить собой копию знаменитых «Лилий». Полтора часа Микеле успешно делает вид, что вопросы молоденькой журналистки интересуют его больше, чем пруд, написанный маслом. Когда время, отведённое на интервью, подходит к концу, он учтиво благодарит её за приятнейшую беседу. Тонкие пальцы девушки предательски дрожат, пока Ди Маджо пожимает ей руку и легонько ведёт большим вдоль указательного на прощание.
- Вам нравится Моне? - спрашивает он.
Журналистка смущённо улыбается.
- Очень.
Микеле уверен, что ей плевать на Моне. Ему, в принципе, тоже.
***
С людьми гораздо приятнее общаться и куда проще договориться, если они счастливы, если им дают высказаться, если ими восхищаются, если их хвалят. Люди буквально расцветают на глазах от внимания. Эта формула работает не со всеми, но с большинством. Ди Маджо знает.
Он сердечно похлопывает по плечу своего портного, словно старого друга, интересуется, как поживает его жена. Мужчина с радостью рассказывает ему пару историй, пока проверяет, как сидит костюм. Предлагает дополнительный комплект запонок в подарок. Микеле вежливо отказывается, но уверен, что на следующей неделе всё равно получит их по почте с письмом полным просьб принять скромный дар.
Говорят, что посеешь, то пожнёшь.
Ди Маджо устал зарывать в землю трупы.
Иногда он представляет, что сказали бы его выжившие мексиканские «друзья», если бы узнали, что их бывший лидер занялся благотворительностью и мелькает на обложках журналов. Наверняка упрекнули бы в мягкотелости, а может даже в продажности. Кто их разберёт, этих «идейных преступников» с личным кодексом чести, призванным усмирять совесть. Микеле в таких уловках никогда не нуждался. Он всегда был честен с самим собой, и ещё будучи голодным мальчишкой, никогда не оправдывал получаемое от краж удовольствие благой целью.
Так почему же он должен презирать себя сейчас за то, что упивается заслуженным успехом и живёт так, как хотел жить, пока воровал хлеб, пил паршивый ром, перебивался временными заработками в южных штатах и торговал дешёвой дурью в Мексике?..
21 век – время любителей психоанализа. Поэтому Микеле всегда рассказывает журналистам одну и ту же историю. Он родился в бедной семье, рос без отца и сделал себя сам. В целом, правдиво. Если кому-то захочется воскликнуть «Вот! У этого выскочки Ди Маджо просто детские комплексы», у него есть полное на то право.
Микеле всё равно.
Перед ним открываются двери, он проходит в фойе и стягивает внимание присутствующих на себя.
***
Ной Коэн – вот ловкач – оказывается рядом, несмотря на толпу, будто он стоял здесь с самого начала вечера. Пожимает руку. Дежурно («даже слишком дежурно, куда ты так торопишься?») поздравляет с местом в первой десятке лучших адвокатов штата. Говорит, что хочет познакомить со своим сыном.
Ди Маджо усмехается. Теперь всё ясно. Любимое занятие Коэна-старшего на подобных вечерах – знакомить всех со всеми, и его можно понять. Столкновения порой выходят презабавнейшие. Но в случае с сыном мотивация, очевидно, другая.
Связи. Все юристы в них нуждаются.
Однако, когда молодой человек с бокалом в руке подходит ближе, Микеле интуитивно чует – он из другой среды. Ной никогда не рассказывал про своего отпрыска, поэтому был смысл предположить, что сын последовал по стопам отца.
Похоже, в семье Коэнов этого не случилось.
Микеле немного наклоняет голову вбок, разглядывая нового знакомого. Он значительно ниже, но зрительный контакт без всякой неловкости поддерживает и даже шутит. Не на тему собственного роста, конечно, но стоит, всё же, отдать ему должное – Коэн-младший не из робкого десятка. Ди Маджо не может (да и не хочет) сдержать широкую улыбку, пока пожимает ему руку в ответ.
Краем глаза от подмечает, что Ной уже растворился в толпе.
- Бывает. Просто на таких приёмах, как правило, самообслуживание и шведский стол – каждый сам находит себе развлечение по душе, - Микеле непринуждённо забирает бокал вина с подноса проходящего мимо официанта, не отрывая взгляда от собеседника, - так что давайте выпьем за встречу и организуем немного веселья, Аншель.
Дать интервью для Los Angeles Lawyer
Забрать костюм из ателье
Посетить ежегодное собрание зануд
Познакомиться с кем-нибудь интересным
Список закончился. Начинается импровизация.
Отредактировано Michele Di Maggio (2018-07-21 01:35:56)
маг 4-го уровня
Глава медицинской службы Арканума Сан-Франциско
Начало знакомству положено, определенно, хорошее. Аншель с интересом всматривается в черты итальянца — характерное лицо, запоминающееся, будто наспех начерканное грифелем уличного художника. Но наброски всегда нравились Коэну многим больше парадных выхолощенных портретов. Он машинально отмечает складку между бровей, высокий лоб мыслителя и четко очерченные тонкие губы. Последнее — и вовсе отличный знак, в красноречии собеседнику не отказать. На этом сборище кукол с отрепетированными стерильными репликами сложно найти кого-то, кто не мыслил бы шаблонами. Аншель надеется, что Микеле Ди Маджо — то самое исключение.
— Мне бывает нелегко на таких вечеринках. Сейчас ведь в моде морепродукты, ни один кейтеринг без них не обходится, — поясняет Аншель. Он изо всех сил пытается соблюдать кашрут, но в этом мире существует слишком много соблазнов. И если от сочетания мясного с молочным еще сравнительно легко отказаться, то с вопиюще трефными осетриной, устрицами и игристыми винами вечно все летит в трубу. Чревоугодие однажды его погубит, если только раньше до него не доберется похоть. Аншелю даже известно, чьими стараниями она-таки может опередить постыдную гедонистическую тягу не отказывать себе в лишнем куске.
— За встречу, — кивает Аншель, поднося бокал к губам. Глотает и еле заметно поджимает губы — вино из прохладного становится теплым.
Официанты уже разносят легкие закуски, и по внешнему виду кулинарных изысков догадаться об ингредиентах — задача не из легких. Все эти тарталетки, крохотные мильфеи, канноли, мини-порфитроли могут таить в себе бомбу замедленного действия. Но перспектива остаться голодным совершенно не прельщает — они не так давно приехали, и если отец узнает, что Аншель трусливо сбежал к сестре, чтобы поживиться у той дома стейком прожарки well done, то ему предстоит по меньшей мере несколько неприятных минут. Ной Коэн умеет даже минуты сделать такими, что о них после вспоминать можно только с содроганием.
— Вы не голодны? — непринужденно интересуется Аншель и останавливает жестом девушку в белой рубашке. Гладко зачесанные светлые волосы, убранные назад, голубые глаза и дежурная улыбка — вот и весь образ, который он запоминает, так и не зацепившись взглядом ни за одну выразительную деталь.
— Что же здесь у нас?
— Флан из болгарского перца с медовой утиной грудкой, — бодро начинает перечислять официантка. — канноли с муссом из ветчины и фисташкой, канапе с креветкой на фокачче с чернилами каракатицы, индейка с карамелизированной грушей...
Она скрупулезно перечисляет все имеющиеся на подносе наименования. Какая старательная девушка.
— Благодарю, — плюнув на все вычурные закуски, Аншель осторожно берет шпажку с фланом из шпината с дорадой. Если подумать, выбор у него не так велик, а проклятая аурата хотя бы совершенно точно обладает чешуей. В ее кошерности точно нет никаких сомнений.
Впрочем, еще минут двадцать такой голодовки — и Аншель был бы готов закусить свиными ребрами под соусом «барбекю». Привычка обедать и ужинать в строго определенные часы играет с ним злую шутку.
— Если вы скажете, что тоже получаете удовольствие от бесед о закрытии сделок, я взвою и прыгну ласточкой в тот самый великолепный фонтан хозяев вечера. Наверное, — Аншель отвлекается, чтобы избавиться от шпажки. — наверное, вы бы чувствовали себя так же, если бы вокруг говорили о преимуществах краниосакральной терапии.
Еще вина. Опустевший бокал Аншель отдает официанту, тоскливо провожая взглядом дыню, обернутую пармской ветчиной.
— Покажете мне, как обычно развлекаетесь вы, Микеле? Возможно, мне есть чему у вас научиться? — он смотрит на своего собеседника как-то по-особенному лукаво. Нет, в самом деле, любое занятие будет веселее бесконечного праздного самовосхваления.
Отец вряд ли будет им доволен: если у Аншеля и мелькнула тень желания познакомиться тут с мало-мальски интересной девушкой, то сейчас от нее не остается и следа.
Инкуб 4-го уровня
Адвокат
Зал для торжественных приёмов утопает в сиянии, и дело не в количестве светильников, а в обилии поверхностей, способных отражать и преломлять свет. Зеркала в золочёных рамах, гладкий мрамор колонн, оконные стёкла от пола до потолка, начищенный до блеска паркет, хрусталь, фарфоровые тарелки, и, наконец, крупные драгоценные камни на шеях дам.
Если бы Ди Маджо ходил на подобные мероприятия только ради внешнего фасада – разговоров о работе, традиционного перемывания костей и скучнейшего кастрированного флирта – он не продержался бы в шкуре светского человека и двух недель.
Но к счастью для него и других любителей остроты, кроме внешнего фасада, бесспорно, роскошного, но со временем надоедающего, у каждого особняка, олицетворяющего высшее общество, есть внутреннее содержание, включающее в себя десяток локаций различного назначения – от тёмных подсобок до балконов.
А Микеле всегда питал особую любовь к балконам. Свежий воздух, знаете ли.
Пронзительный звон бокалов, несмотря на свою чистоту, не может оборвать ужасающую душную смесь наигранного смеха и пасторального звучания канона в ре мажор, но на мгновение он заглушает слои какофонии и накладывается поверх, совсем как игривый отблеск в глазах Ди Маджо, мелькнувший там сквозь привычное вдумчивое выражение.
Инкуб усмехается, когда слышит невинный вопрос про голод и вспоминает журналистку, с которой общался с утра.
- Пожалуй, - отвечает он.
Пожалуй. Ведь она была всего лишь закуской для него. У Микеле не было времени да и желания возиться с ней. Что он получил? Несколько прикосновений, лихорадочный румянец и рваный выдох. От простой смертной это эквивалентно…
Микеле выуживает с подноса канапе с креветкой.
Может, он не слушал девушку-официантку, механически перечисляющую разнообразные яства, но печальную речь Коэна-младшего, посвящённую морепродуктам, мимо ушей не пропустил. Ди Маджо обожал создавать неоднозначные ситуации и вести себя в них, как ни в чём не бывало.
Вот и сейчас, аккуратно поедая креветку, глядя на Аншеля, он умудряется делать это максимально естественно и непринуждённо, а на словах собеседника про фонтан и вовсе смеётся легко-легко:
- Во-первых, мне жалко ваш костюм, поэтому я ни за что не скажу вам подобное, даже в шутку, ну, а во-вторых, меня действительно не привлекают чинные беседы, знаете… это как с закусками.
Ди Маджо оглядывается по сторонам, прикидывая расстояние до дверей, ведущих на балкон.
- Мне не нравятся блюда, который можно проглотить за один укус, если вы понимаете, о чём я.
Он обходит Аншеля, чтобы положить шпажку на край столика неподалёку. Его движения и жесты, обычно энергичные и эмоциональные, становятся выверенными и плавными, почти тягучими. Микеле обожает эту часть, когда в деталях представляет, что будет дальше, однако, не испытывает по этому поводу ни капли скуки. Только удовольствие от того, что он вновь хозяин положения.
Не важно, чей это особняк. Вечер – целиком и полностью его.
Коэн-младший хочет знать, как он развлекается. Что ж. Нет причин отказывать ему в такой чудесной просьбе.
- Давайте посмотрим, - тянет он, делая вид, что действительно высматривает что-то в толпе, хотя давно уже заприметил официанта, подошедшего, чтобы убрать шпажку, - О! На закуску можно сделать так.
Микеле легонько хлопает мужчину по правому плечу, из-за чего официант разворачивается в противоположную сторону и неудачно выставляет поднос вперёд – прямо перед носом торопящейся парочки. Столкновения не происходит, но всё содержимое подноса – бокалы, тарелки, мусор – летит на пол. Звон, крики, ругань, скомканные извинения. Звуки перемешиваются между собой. Скрипач в оркестре от неожиданности фальшивит.
Губы Ди Маджо растягиваются в улыбке.
- А основное блюдо ждёт нас на том дальнем балконе, кажется, там сейчас по счастливому стечению обстоятельств никого нет, потому что всех привлёк этот ужасный шум... как же такое могло случиться, да, Аншель?
Половину фразы Микеле говорит уже в движении, увлекая своего собеседника за собой, обманчиво легко придерживая его за предплечье. Инкуб без труда лавирует в толпе, обходя замерших в оцепенении людей, не обращающих на них никакого внимания. На последних словах он оборачивается к Аншелю и позволяет опасному огоньку в глазах вспыхнуть в полную силу.
маг 4-го уровня
Глава медицинской службы Арканума Сан-Франциско
Креветка. Нет, вы подумайте, креветка. Клятый шейгец1, почему они все, как назло, так его провоцируют? Неужели на лбу Аншеля, обычно полускрытом челкой, аккуратно выведено, что он ведется на раз-два? Он растерянно подносит пальцы к виску и нервно пытается отвести волосы назад — этот нехитрый ритуал обыкновенно его успокаивает. Вот и сейчас взгляд его вновь становится заинтересованым, а угол рта слегка приподнимается. Что задумал Микеле?
Славную шалость. До того славную, что хочется внести свою лепту.
— Шлемиль2, — шепотом выдыхает Коэн, прихватив двумя пальцами алую нитку на запястье. Со стороны кажется, что он произнес банальное «черт возьми» или что-то подобное, способное кратко, но эмоционально выразить его удивление. Имельда Клейтон крайне вовремя наступает в лужу разлитого шампанского, подскальзывается и взмахивает руками, пытаясь сохранить равновесие. Неловким жестом она сбивает с благообразного господина в летах очки и с размаха плюхается прямо на тарелку, чудом уцелевшую после падения с официантского подноса. Бедный мейсенский фарфор в эту секунду почти жаль, до того жалобно он трескается под монументальностью Имельды Клейтон. Марсия Диммик бросается помогать подруге, но — какое несносное заклинание! — спотыкается о чей-то подол платья и рвет свое. Вечернему туалету мисс Диммик можно посочувствовать — впрочем, наряд был обречен в ту самую минуту, когда застегнулся на ее худой, покрытой пятнами спине.
— Такая музыка мне больше по душе, — Аншель старательно прячет довольную ухмылку. Хаос ему не особенно нравился, мешал сосредоточиться, но сейчас ему и не нужна концентрация. Напротив, лучше будет сейчас вовсе без оной, чем бы это ни было чревато. Он не боится — легкая эйфория от выпитого свела на «нет» любые возможные переживания.
Им каким-то чудом удается миновать центр происшествия, и голоса, пораженные ли, возмущенные ли, постепенно стихают. Аншель только сейчас замечает, что Микеле держит его за руку. Как странно, этот момент отчего-то ускользает от него и он никак не может понять, кого в этом винить и стоит ли винить вовсе. Но освободиться не пытается. Зачем? Вот если бы его тянули к выходу, тогда да, возможно, взбрыкнул бы. Уходить пока нет желания. А вот проветриться — вполне себе есть.
— Да, Микеле, — вторит ему Аншель, находя происходящее чрезвычайно забавным. А он-то предвкушал скучнейший вечер, единственным развлечением которого станет поглощение просекко в неприлично больших количествах. Вот что значит хорошая компания. Нет. Вот что значит правильная компания. Аншель чувствует себя хорошо, причем он прекрасно знает слегка отдающий химозой вкус этого «хорошо». Он не сопротивляется, хотя у него есть ресурсы, даром что в ментальной магии он никогда не был силен. Нет, у него просто нет желания.
— Наверное, нечасто удается отыскать на таких вечерах настоящий деликатес, — ему нравится эта установившаяся тенденция к гастрономическим ассоциациям. Есть в этом что-то по-своему изумительное. Но скорее всего, и это, к сожалению, более вероятный вариант, Аншель просто голоден. Не так, как его визави, вполне обыденно.
На балконе действительно ни души. Высокие мраморные балясины поддерживают тяжелые, но наверняка скользкие перила. Аншелю отчего-то хочется облокотиться, проверить. Он дергается вперед, ему не нравится темп, хочется еще быстрее. Но, когда его не отпускают сразу, тотчас же делает по-своему, демонстрируя свой характер. Легко освобождается от пиджака, оставив его в руках Микеле, и устремляется вперед.
— Все эти господские дома на одно лицо — колониальные особняки вроде «Тары». Но вид отсюда открывается сказочный. О, просто дух захватывает, — восхищенно замечает Аншель и оборачивается к подошедшему Микеле. Голова немного кружится, и — дьявол — он так скучал по этим ощущениям.
— Вам ведь не нужен мой пиджак больше? — невинно осведомляется Коэн и протягивает руку. — Я не боюсь простудиться, но...
1. молодой человек не еврейского происхождения (иди); Аншель использует слово в значении «плут, ловкач»
2. растяпа (иди); не невезучий человек, а тот, у кого руки растут ажно из самого афедрона
Отредактировано Anschel Cohen (2018-08-09 21:15:27)
Инкуб 4-го уровня
Адвокат
Магия. Короткое озорное заклинание. Его отголосок невидимой тончайшей паутинкой щекочет кожу. Будоражит. Дразнит. За эти нити хочется легонько потянуть, царапнуть ногтем, подцепить и намотать на палец. Осторожно выцедить ещё глоток. Посмаковать. Разложить на полутона.
Микеле всегда предпочитал магов. Не вампиров с огромным запасом сил, не оборотней с особой кипящей энергией, бьющей в висок похлеще Ламбруско, а именно магов, почти не отличающихся физически от обычных людей. На то было несколько причин, среди которых первое место занимала гарантированная неповторимость каждой «трапезы», ведь в зависимости от совокупности врождённых талантов и умений, любой носитель магии обладал индивидуальным «послевкусием», и Ди Маджо с опытом научился эти оттенки различать.
Сказать что-то конкретное об Аншеле пока нельзя, но не потому, что маг сопротивляется и ставит ментальные блоки, а потому, что он, очевидно, хочет поиграть. Микеле фыркает – без торжества. Его бы не смутила попытка защититься, напротив, раззадорила бы. Такое усложнение лишь возбуждает. Он любит сложных. Любит неприступных.
Но что-то в атмосфере вечера располагает к шалостям и социальной простоте, а не к привычному разгадыванию головоломок. Сама обстановка непринуждённо сближает, пьянит и греет, как глинтвейн. Смеясь в ответ на замечание о деликатесе, Ди Маджо принимает правила, так аккуратно навязанные ему и, не оборачиваясь, ведёт плечом.
- Когда как, знаете. Иногда долго разглядываешь блюда, не находя ничего по вкусу, а порой случайно вытягиваешь с подноса своё любимое лакомство, - он лукавит – не может вспомнить, чтобы уходил ни с чем, - я думаю, что в этот раз мне снова повезло… креветка была чу́дной.
Уже в дверях балкона Микеле вновь оглядывается, сбавляет шаг. Веселье в его взгляде пузырится, подобно искрящемуся шампанскому, но быстро сменяется удивлением, а после – оценивающим прищуром, когда Аншель дёргается навстречу перилам и, не получив реакции, без каких-либо усилий выскальзывает из пиджака. Вот так вот запросто.
Похоже, сладость вечера разбавлена перчинкой, и это – внезапно осознаёт Ди Маджо – то, что нужно.
Он не скрывает тонкую усмешку и не прячет взгляд, скользящий по чужой фигуре, наоборот, с подчёркнутым вниманием следит за каждым телодвижением. Пока Коэн-младший восхищается видом, инкуб восхищается его статью и чувствует себя охотником, любующимся будущим трофеем. Сравнение банальное, оно смешит, но Микеле, впрочем, как и всегда, позволяет мыслям течь естественно, и сейчас они беззастенчиво вращаются вокруг того, как красиво свет ложится на белую рубашку и кожу Аншеля на шее. Закат они, конечно, пропустили, но сумеречный градиент на безоблачном небе – тоже ничего. Безупречный переход от персикового к глубокой синеве.
Микеле медленно подходит ближе, запечатлевая в памяти силуэт мужчины в раме из колонн.
- Действительно, великолепная картина, - соглашается он негромко.
Вместе с мягкостью в голосе, в его походке, и до того плавной, едва ли не крадущейся, появляется гипнотизирующая ритмичность. Тело, движущееся по наитию, словно неподконтрольно ему и повинуется Голоду, но это, конечно, не так. Микеле полностью отдаёт себе отчёт, что делает, и сам выбирает степень воздействия. Иное дело, что «танец», исполняемый им, почти инстинктивен и отточен долгими годами жизни.
Ди Маджо не заостряет своё внимание на нём, вместо этого, он смотрит на чужую протянутую ладонь.
- Ох, да, секунду, не хочу, чтобы вы замёрзли, - каждое слово ласкает слух низким тоном вкупе с мелодичностью акцента, - позволите?
Конечно, Аншель позволит. Он решил обойтись без щитов. Он выбрал игру. Пусть теперь забирает свой «выигрыш».
Инкуб одним слитным движением оказывается совсем рядом, заходит слегка за спину и помогает собеседнику надеть пиджак. Попутно он деликатно поправляет воротник рубашки (недурственной, к слову… Zegna?) и оглаживает пальцами ткань чуть выше лопаток, но не замирает там надолго. Со стороны – обычная забота. На деле – часть чарующего ритуала и сущее баловство. Ди Маджо успевает «пригубить» ещё пару капель чужих сил. Для аппетита. Учуять пряный запах, исходящий от кожи.
- Не думаю, правда, что он задержится надолго на ваших плечах, но мы никуда не торопимся, - проговаривает Микеле рядом с его ухом, прежде чем вновь отступить немного в сторону и улыбнуться – невинно – возвращая Аншелю его же выражение лица минутой ранее.
Отредактировано Michele Di Maggio (2018-08-19 20:08:11)
маг 4-го уровня
Глава медицинской службы Арканума Сан-Франциско
Когда Микеле предлагает Аншелю помочь, он не отказывает. Глупо было бы воспротивиться любезности, дразнящему проявлению вежливости, очередной грани флирта. К тому же, когда его в последний раз одевали, это действо было напрочь лишено всякой романтики — у Аншеля просто не было сил самостоятельно натянуть на себя одежду. И выглядело далеко не так, как в кино. Красиво страдать — великое искусство, и овладеть им у Коэна решительно не было времени. К тому же, обычно это он подает своим спутникам перчатки и помогает справиться с пуговицами пальто. В повседневной жизни Аншель редко носит нечто настолько элегантное, что оно бы заслуживало подобного уважительного обращения.
Но сегодня он одет в соответствии с дресс-кодом, и отец бы не позволил ему выглядеть иначе. Аншель размышляет, расправляя плечи, сохранил бы этот момент свою сладость, если бы вместо дорогого пиджака по фигуре на нем был бы джемпер. Или, может, длинный кардиган.
Вряд ли.
А у Микеле, кажется, далекоидущие планы. Его реплика звучит, пожалуй, дерзковато, учитывая, что они совсем недавно были друг другу представлены. Может, он шутит? Аншель в задумчивости поджимает губы, не спеша, впрочем, тотчас же встретиться со своим собеседником взглядом. И, несмотря на то, что и воздействие на него явно оказывается пока не в полную силу, вдруг сопротивляется. Но совсем немного. Если бы можно было перенести его технику ментальной защиты в реальность, он бы выставил вперед раскрытые ладони. Не готовый оттолкнуть, но и еще не размякший настолько, чтобы приблизить. Еще не наигрался.
— Вы так уверены? — переспрашивает Аншель чуть хрипловато. Он поворачивается к итальянцу и приподнимает в изумлении — не то притворном, не то искреннем, черт его знает — правую бровь — только одну, в точности повторяя манеру Вивьен Ли. А ему, пожалуй, нравится эта уверенность, этот мягкий напор.
— Вы ведь совсем меня не знаете, Микеле, — тянет Коэн, открыто наслаждаясь моментом. Он слегка отклоняется назад, опирается локтями о полированный мрамор, расчерченный контрастными линиями прожилок.
— А вдруг я прохладными летними ночами режу людям глотки? Но, конечно, не в Шабат. Рек Господь: «и соблюдайте субботу, ибо она свята для вас: кто осквернит ее, тот да будет предан смерти», — по памяти цитирует Аншель с легким чувственным придыханием, словно не делает абсурдное, но все равно пугающее предположение, а выдает какой-то витиеватый старинный комплимент.
Но Микеле его, конечно, не боится. Никто не боится Аншеля, совершенно никто.
Из зала доносится негромкая музыка: видимо, последствия череды происшествий уже ликвидировали.
— Но вы, наверное, даже в этом случае не ушли бы, — делает вывод Аншель, и нельзя сказать, чего в его голосе больше: радости или грусти. А все потому что они оба толком не знают друг друга. Только чувствуют. Принадлежность к определенной касте иных, уровни, возможно, примерно очерчивают круг способностей. Но Аншель не представляет, возносился ли Ди Маджо на пенистом гребне войны и подгибались ли его ноги под пением ядер и свистом картечи. Да и Микеле неизвестно, кто некогда венчал его, Аншеля, рыцарем терновой ветви.
И после больно хлестал по ногам.
Да неважно. Аншель кладет руку Микеле на плечо – такое горячее – и быстро прикасается своими губами к его. Пока не успел среагировать, пока не успел отстраниться. Инкубы искушены в вопросах любви, и удивить их непросто, если не невозможно. Не то чтобы Аншель старается, но ему всегда нравилась внезапность в действиях.
— Считайте, что я сравнял счет.
И в самом деле, Микеле ведь уже попробовал Аншеля. Грех было не ответить ему тем же, но по-своему.
А Аншель не собирается брать грех на душу. Нет, ни в коем случае.
Отредактировано Anschel Cohen (2018-08-29 19:41:22)
