О наконец, счастливый день настал!
Если бы Ульрик был чуть менее хорошо воспитан, он бы с самого утра пританцовывал бы от одного нетерпения. Но, как маг благовоспитанный, он позволял себе лишь собраться на десять минут раньше брата и мягко улыбаться своим мыслям всю дорогу - что через Изнанку, что через Мюнхен.
Да, это наконец свершилось. Их признали достойными. Вот-вот он попадёт на первый бал, к которому младший из Торнбъордов готовился столь усердно, что кажется, и с закрытыми глазами и без понимания, с кем он танцует, дал бы хороший вальс. Само собой, в танцевальную программу входили и иные вещи - кадриль, менуэт, галоп, полька - но Ульрик рассчитывал в первый бал в первую очередь дать первый вальс.
Приглашение на собственное имя, полученное от герцога Баварского, стало настоящим мерилом их взросления.
Само собой, отец признал их взрослыми на порядок раньше, уже года четыре назад. Видя в сыновьях гордых и статных мужей, Гъерд направил своих детей в бордель. Развратная обстановка, дорогие дамы - всё было прекрасным, по крайней мере, с точки зрения отца. Но, что самое смешное, у мага не вышло ровным счётом ни-че-го. То ли юношеское стеснение подвело, то ли сама природа восстала против ночи с блудливой женщиной, но она женщина не добилась от Ульрика даже... Физиологического проявления приязни. Потому минут через двадцать бесплотных попыток маг и шлюха просто проговорили - большей частью он спрашивал у женщины о её быте. Не то, чтобы ему было интересно, как живут шлюхи, но ему было интересно, как живут не-маги. Само собой, он не выдал женщине своей иной (возвышенной) природы. И оба они не выдали своей маленькой тайны, которая, к счастью, так никогда в последствии и не встанет.
Ульрик лишь представлял, как вести себя на балу.
Точно так же. как и обычно. Главное правило - никаких излишеств. Танцуй - но не до упаду. Обещай танцы - но не более трёх. Улыбайся - но не смейся на весь зал. Знаешь чужие грязные тайны - не вываливай их на всеобщее оборзение. Целуй дам - но не утаскивай их в постель. И таких мелких правил - сотни и тысячи. Они созданы для того, чтобы приличное общество оставалось именно таким. Главное - не упасть пониже. Даже Магнус, всем своим видом показывая, что не дался ему никакой бал, не стал портить окружающим настроение, и всё путешествие провёл в своих мыслях. Впрочем, в ответ на совет братца не сильно хмуриться близнец правда улыбнулся. Это радовало. Даже отец, сменивший третью спутницу за полгода... Хотя нет. Он как раз таки не сдерживался, как не сдерживалась и его новая мадама, имя которой Торнбъорд даже не запомнил. Ульрик улыбнулся в ответ на непотребство, искренне надеясь, что Гъерд сам знает, когда остановиться - и молча выглянул в окно.
Да. В окне лучше. В окне кареты, неизменно скачущей по ухабам, что заставляло молодого мага всеми силами (и парой рун) удерживать себя на одном месте, был виден город. Скучноватый, конечно, но по-прусски симпатичный. Германская империя родилась всего за десяток лет до близнецов Торнбъордов, и молодое государство импонировало своим порядком и умеренностью самому магу.
Сотни керосиновых огней ещё издали сделали усадьбу подарком для глаз мага.
Вот кто ходил по грани этой самой благой умеренности - так это местные маги. И наружное, и внутреннее убранство усадьбы выглядело достойным вечера, но, в целом, не поражало. После короткого приветствия с хозяином вечера маг со спокойной душой удалился. Его поражали местные люди - изобилие лиц, как знакомых лично, так и известных лишь по портретам, заставило глаза разбежаться. Его поражала магия, заставлявшая всех понимать друг друга - он слышал иностранные слова, но, едва стал бы вслушиваться - и в голове будто всплывал правильный перевод. Вот так чудесная техника! Он  будет обязан её повторить.
Ульрик не мог отказать себе в небольшой прогулке до первого хорошо знакомого колдуна - Людвига Вильгельма, старшего брата хозяина вечера. По крайней мере, они неплохо общались, когда герцог заходил к отцу несколько лет назад. Как уж тут не поприветствовать старого знакомого, что, словно Магнус, выглядел, несмотря на свою горячую натуру и красоту вечера, угрюмым снобом?

Увы, но старый знакомый насупился, и, после короткого рукопожатия предпочёл скрыться. Ульрик не мог понять, почему такие прекрасные люди игнорируют столь прекрасное мероприятие.
Пожалуй, именно атмосфера делала этот шабаш столь очаровательным. Сияние сотен светильников, благожелательные улыбки, легкость движений и почти невесомость слов - этим нельзя было не восторгаться. А ведь, казалось бы, рецепт совсем простой - пара десятков заклятий, слуги и музыканты, поместье побольше и сотня-другая гостей - и вот он, праздник жизни воплощенный.
Он дарил свои танцы девушкам, милым и беззаботным. Вальс с каждым быстрым шагом давался все легче и легче - с мадемуазель Межер, которой он отдавал третий из обещанных танцев, он не испытывал проблем вовсе.
Но, тем не менее, ноги просили немного покоя - и волшебник ненадолго сменил род деятельности, становясь из танцора оратором. Он обсуждал с молодой артефисткой семейства Бауэр (кажется, её звали Мария) - плюсы и минусы одноразовых артефактов. С испанцем Иисусом Санчес Майора же наоборот, маг откровенно спорил о политике и позиции Чили во Второй Тихоокеанской Войне. Старый друг отца, синьор Абеле, и вовсе оказался нежданным гостем мероприятия.
Праздная болтовня, черное вино и распахнутый твидовый пиджак способствовали почти полному расслаблению - но Ульрик помнил, как отец наставлял их, призывая их не терять бдительность - и юный Торнбъорд всеми силами пытался не потерять лицо. Ответив на обращение фрау Арнштотц лишь вежливой формой ответа, норвежец не стал проводить с девушкой слишком много времени - и, демонстративно "потеряв" перчатку и состроив одними глазами искренее сожаление о неудавшемся танце, наследник Гъерда достал почти незаметным жестом "потерянную" деталь своего гардероба из-за пазухи и решил вернуться к фройляйн Бауэр - о ней, в отличии от фрау Арнштотц, он уже был наслышан, и был наслышан в хорошем свете.
Стоит признать, Торнбъорд-младший не понимал этих южан, что давали своим женщинам так много прав в семье, но общество болезненной и экзальтированной, но образованной получше его самого немки. Мария жила магией - и этим колдунья заслуживала большое уважение. Они успели о многом говорить, и именно от неё, как ни странно, бывшей лишь на втором своём балу, он узнал больше всего о немецких магах - и искренне был рад этому знанию. Так, например, та самая Арнштотц в колдовстве не проявляла никакого интереса - отец держал девушку в ежовых рукавицах, стараясь лишь сохранить ту до замужества. А у достопочтенный герр Штумпф как раз экспериментирует с составами, призванными мгновенно возвращать силы владельцу, но не обременяющими его тяжелыми последствиями от употребления, отчего сейчас и страдало большинство известных "жизней в бутылке".
Да, вот такая девушка, пускай по ней и заметно, что в состояние, пригодное для выхода в свет, она могла привести себя только множеством заклятий, была куда интересней доя Ульрика, чем миловидная, но слишком легкая в речах Арнштотц.
Потому он сделал единственное, что было в его силах - пригласил ту на танец. Не из вежливости, но по искренней симпатии. Он видел, что Бауэр почти не танцует, и сам увлёк её в вальс, помогая шагать и поддерживая. Они кружились в танце, неумелые и юные, гордец и калека - и вечер, без того волшебный, грозился обернуться для Ульрика очарованием первой влюбленности. Всё на потом, пусть существуют лишь неловкие шаги и сбивчивый вальс Шопена!