«Магия – это хорошо, – мог бы переиначить Иэн небезызвестный фильм. – Магия – это надёжно». Однако определённого рода сложности возникали уже на пункте «врезать по башке». Можно, конечно, но магия – штука исчерпаемая. И без неё мало что можно противопоставить голодному, внезапно появившемуся в переулке вампиру. Ещё меньше – слетевшему с нарезки оборотню, чёрт возьми откуда оказавшемуся у тебя за спиной. Пара внештатных ситуаций на заданиях вселили в него уверенность в необходимости хорошей физподготовки. Несколько тренировок с оборотнями, даже более слабыми по уровню, утвердили его в этом почти на всю оставшуюся жизнь.

  Не менее важным Иэн считает тот факт, что на преимущественно бумажной работе без тренировок можно растерять форму и банально перестать помещаться в любимые рубашки. Для него, тщательно подбирающего эти самые рубашки куда дольше, чем жена в соседнем отделе примеряет бельё, это кажется не менее важным аргументом.

  Беда в том, что Лос-Анджелес меньше всего располагает к усердной работе над собой. Особенно в летние дни, когда даже вампиры и оборотни доставляют не слишком много хлопот, а мечтают как можно скорее сбежать с уличной духовки в помещение с кондиционером. Тем не менее, Иэн волевым усилием захлопывает очередную папку с бумажками – обучение, переквалификация, переводы – и уже планирует сбежать от них в спортзал, как пищит телефон. На экране простенькой кнопочной нокии – выходит из строя куда реже напичканных тонкой электроникой современных смартфонов – сообщение о его собственном, Брекенриджа, склерозе. Несколько секунд он тупо пялится на календарь, подсчитывая в уме даты – приезд Аншеля он абсолютно искренне, но неверно предполагал на следующей неделе.

  «Я в кабинете», – сообщение уходит, а Иэн до хруста в плечах всем телом потягивается в кресле. Пропуск в местный арканум у Коэна есть достаточно давно – отказать сотруднику другого представительства, у которого тут трудится родственник, было бы как минимум странно.

  – Привет, – тепло и чуть виновато улыбается, обмениваясь с Аншелем рукопожатием (приятное покалывание, как от домашнего шерстяного свитера). – Чай? Кофе? Ванну со льдом? – имеет в виду лос-анджелесское пекло, разумеется. – Я просто немного замотался, полнолуние, надзор – сам понимаешь, – немного нервно ерошит волосы, хотя понимает, что перед Аншелем нет никакой нужды оправдываться – тот чудо как тактичен, да так понимающе смотрит, что невольно хочется извиниться и пообещать больше так не делать, даже если до этого ты вёл себя исключительно образцово-показательным образом.

  – Ладно, чего уж там. Я тупо всё перепутал, – его бы не в медики, а к дознавателям, играть роль хорошего полицейского, повысил бы раскрываемость на десятки процентов. – Почему-то ждал на следующей неделе, и… Мне бы сегодня отлучаться не очень желательно. Но и в кабинете торчать не обязательно, – Иэн светлеет лицом и практически готов облизнуться, окончательно оформив идею, как можно провести время в стенах коллегии в случае визита приятеля.

  Из-под стола вытягивает чёрную спортивную сумку, пробегает пальцами по её содержимому, проверяя, как там всё сложено и смотрит поверх неё на Аншеля. Улыбается что твой кот, почуявший мышь: слишком сытый, чтобы нападать, но вполне в форме для увлекательной и вместе с тем смертельно опасной для мыши игры.
(Аншель, при всей внешней мягкости, на мышь не тянет, но к кабинетным работникам арканума Иэн всегда относился с лёгкой насмешкой)
  – Я планировал прогуляться до спортзала, – закидывает сумку на плечо и несколькими шагами вынуждает Коэна отступить к двери, практически пригвоздив к ней (но умудрившись, тем не менее, выдержать почти пионерское расстояние). – Составишь компанию? – наверное, многолетнее общество Эдгара смогло притупить в нём британский пиетет к чужому личному пространству – не переставая ухмыляться, Иэн заводит руку за спину Аншелю и многозначительно приподнимает брови, выдерживая паузу в целую секунду, прежде чем нажать на ручку и с лёгким смешком выйти в приёмную.

  Оборачивается через плечо.
  – Или ты только царапины и умеешь лечить?

  – Неужели ещё и синяки заговаривать?

  Люди, равно как и иные, по большому счёту отличаются от всех своих четвероногих собратьев лишь тем, что укротили огненный цветок и решили, что рвать новую одежду, чтобы назвать ее модной – признак прогрессивного мышления. По части же удовольствий отличий можно обнаружить и того меньше – любой хищник не против хорошо пожрать, подремать часиков десять, покорить достойную хищницу размерами/гривой/умением рассказывать анекдоты про тёщу и вволю порезвиться с особями своего же вида, играя мышцами и демонстрируя силу когтей и мышц.

  Так что Иэн вполне доволен тем, что слышит шаги за спиной, хотя и чувствует себя отчасти неловко за лёгкую аншелеву растерянность. Вероятно, не стоило так налетать – нужно было степенно предложить альтернативу в виде заиндевевшей его стараниями чашки чая и чего угодно сравнимого по температуре вприкуску, спокойные несколько часов неторопливого общения, какие-нибудь в меру занятные истории…

(но это было бы не в пример более скучно)

  К тому же, мог бы привести он научный аргумент, физическая нагрузка стимулирует выработку эндорфина. Так что, мог бы сказать он в несостоявшейся дискуссии на тему видов отдыха, даже от условной зуботычины можно получить куда больше удовольствия, нежели от степенной беседы. Да и вообще, неужели за последние сто лет мальчики настолько изменились, что променяли желание помериться силами на любовь к узким штанишкам?
  – Ну так сколько у вас там человек? Двое с половиной? – довольно скалится, без всяких стеснений скидывая рубашку и мелькая сделанной ещё в девяностых татуировкой. Условно кельтский узор, покрывающий правое плечо от локтя до ключицы, стал данью то ли тоске по родному Уэльсу, то ли вышедшему в тот год на экраны фильму – сейчас Иэн вряд ли вспомнил бы точно.
  Форму можно было бы, конечно, не таскать с собой, не заморачиваться со стиркой – но Иэну нравится носить исключительно свои вещи. Переодевается в ничем не примечательные серые штаны и безупречно белую футболку, стягивает с пальцев кольца в количестве пяти штук, с едва слышным звоном ссыпает их в карман брюк. Артефакты на тренировке – мелкое читерство.

  – Индейка – это хорошо, – тянет, расправляя и развешивая повседневные шмотки на вешалке. – А молочного поросёнка не будет? – нарочито заурядно, хотя тема для шуток исчерпала себя ещё несколько лет назад. Да и не любит он свинину, если говорить откровенно.
  – Приду, если Магда не против. Кару тоже приглашаешь? – заканчивает, наконец, с вещами, вопросительно смотрит на почти покончившего с переодеванием Аншеля, чуть приподнимаясь и опускаясь на носочки – то ли разминаясь, то ли от нетерпения.  – Идём? Если не передумал, разумеется.
  Ответа, как водится, не дожидается. Выходит из раздевалки и следует мимо нескольких огороженных рингов в небольшой зальчик, начисто экранированный от магии – вздумай кто тут хоть самого чёрта и всю преисподнюю призывать, снаружи едва ли будут хоть сколько-нибудь ощутимые эманации.

  –  А тебе всё расскажи. Не надо было сбегать в лазарет, – пружинит на ногах и примеривается, словно к незримому грузу на плечах, к боевой стойке. Обманчиво расслабленный, быстро и как будто с ленцой несколько раз бьет – едва прикасается костяшками сжатых в кулаки рук, лишь обозначая места, на которых мог бы оставить сливовые отметины на память на ближайшие несколько дней – скула, плечо, подреберье. Пружиняще же отстраняется на несколько шагов, сдувает упавшие на лицо и настойчиво лезущие в глаза несколько прядей.

  – Зал экранированный. А там, – короткий кивок в угол, во время которого Иэн не отводит от Аншеля взгляда с озорно блуждающими в нём огоньками. – Если боишься, есть всякие...ножички, – под которыми он имеет в виду небедный учебный арсенал, начинающийся ножами и заканчивающийся мечами арбитров. Оружие учебное и вполовину не столь опасное, как настоящее, но, тем не менее, и занимаются тут не хрупкие человечки, так что на резиновую имитацию клинков рассчитывать не приходится.
  Приветливо раскидывает руки, как в те разы, когда перед ним стояли новички, вспомнившие полтора урока самбо в средней школе и уверенные, что улыбчивого оппонента – волшебника, да ещё и без палочки – можно примерно за две минуты уложить лицом в тёмно-синий мат.
  – Приглашение на чай всё ещё в силе.

Отредактировано Ian Breckenridge (2018-08-05 21:56:26)

  И пока ему всё равно невыразимо с к у ч н о.

  Первая проба показывает, что вряд ли кто заплатил бы за такое зрелище хотя бы пару баксов. Вероятно, примерно та же мысль приходит и в голову Аншеля, и именно она заставляет его, заключает Иэн, вспыхнуть как маковый цвет. Коэна можно сейчас брать, укладывать лицом в пол и садиться сверху, издевательски рассуждая о каких-нибудь ужасно отдалённых от их непосредственного занятия материях.
  Но с таким же удовольствием Брекенридж мог бы идти отнимать конфеты у детей и злобно хохотать им вслед.
(с нулевым)

  Он же работал в надзоре, он учился всему тому же, чему и Иэн. Годы прошли, конечно, но не очень похоже, что Аншель всё это время безвылазно сращивал чужие кости и связки. При его любви к сладкому сохранить такую форму можно разве что в спортзале или при помощи очень тёмной магии. В последнем он замечен не был, так что осталось заставить Коэна вспомнить курс обучения и несколько рабочих лет.

  – Дорого, Аншель. Достаточно дорого, – и в этом нет ни рисовки, ни хвастовства. Все продаются, все покупаются, всем им – раньше ли, позже – в какой-то момент надлежит определить свою стоимость. Иэн знает и может заявить без стеснения, что его собственная действительно чертовски высока.

  Белозубо смеется и делает несколько мягких неслышных шагов к Аншелю, все ещё держа руки разведенными – вот он я, смотри, весь как на ладони! – но серьёзно всматривается в ореховые глаза, тщась уловить в них дальнейшие планы Коэна.
  – Да, а еще я без ума от рыбы с картошкой, – еще пара незатейливых острот и можно выпускать сборник, посвящённый пищевым стереотипам и их пользе в общении между иностранцами. – В порядке, могу пригласить…

  В первую секунду он улавливает обречённую готовность в глазах, во вторую – пошедшее от плеча движение. Хохотнул бы – да времени хватает только на то, чтобы почти танцевальным изящным движением уйти в сторону, перехватить задевшую пустоту руку и резко притянуть Аншеля к себе. Всё в той же лёгкой танцующей манере заводит собственную ногу за его – к слову, в тридцатых он был неплох в танго – и слегка толкает его в грудь. Детская подножка работает на "ура", а Иэн не до конца, но всё-таки гасит улыбку при виде плюхнувшегося на мат Коэна.
  – В гости. Тоже на выходных, – практически делает вокруг него круг, понимая, что мог бы при желании играться как с марионеткой – вздёрнуть на ноги, снова уронить и снова поднять – пока не надоест, что может произойти достаточно нескоро. Только вот он нихрена не помнит в ежедневнике записи на 11:30 «избить Аншеля Коэна до кровавых соплей».

  Протягивает ему руку, предлагая помочь подняться. Прекрасно знает, что провоцирует, подставляется, что не сумеет удержать равновесие, вздумай Аншель отыграться. Только вот уверенности, что он вздумает, особо нет. И это даже хуже, чем спать с девочкой-бревном – там ты всё-таки имеешь шанс получить в конце какое-никакое удовольствие. Тут шансы не стремятся к нулю, а, скорее, измеряются отрицательными величинами.
  – Уже устал? – всё ещё пытается иронизировать, хотя, по-хорошему не надо было его сюда тянуть. Иэн точно так же скучал в клубах, где любила одно время бывать супруга. Громкая музыка и толпа людей заряжали ее, словно огромный живой аккумулятор. У Иэна же на роже было выписано, что он невероятно хочет как можно скорее оказаться в более спокойном месте.

  Он может получать удовольствие от насилия, иначе бы, наверное, не удержался бы на работе столь долгий срок. Но большинство видов насилия психологического – навязывание собственных интересов вполне подходит под эту категорию – никакой радости Иэну никогда не приносили, тем паче – в случае небезразличных людей, коих к третьей сотне годков набралось не так-то уж и много. А Аншелю, как ни крути, довелось оказаться в их числе.

  Падение сбивает дыхание и частично выбивает из лёгких воздух – если бы не это обстоятельство, Иэн бы напел пару строчек из хавы нагилы. Впрочем, ухмыляться ему это всё равно не мешает – слава тебе, господи, проснулся мальчик.

  – Последний раз на мне так сидела жена, – с красноречивой насмешкой окидывает позу Аншеля взглядом, мол, ты бы ещё на коленках устроился. Фыркает на руку на собственной глотке, нарочито громко сглатывает – чувствует, как ходит кадык под аншелевой ладонью – и горделиво вскидывает подбородок – ну, а дальше что?

  А дальше «мальчик» всё-таки его удивляет – Иэн не успевает ни увернуться, ни закрыться, и, кажется, даже сдавленно шипит сквозь стиснутые зубы, когда свет перед глазами меркнет на несколько секунд. Бровь пульсирует болью, и по виску тут же ощутимо струится кровь – Иэн всегда удивлялся, что даже самое маленькое рассечение кровоточит как чёртова Ниагара. Но хотя бы не заливает глаза – и то хлеб.
  Иэн выглядит почти удовлетворённым, подводит только судорожное дыхание. Он восстанавливает его несколькими заученными вдохами-выдохами и немного жалеет, что заточенное на исцеление как раз таких мелких неприятностей колечко осталось где-то в кармане брюк. Выколдовывать лечащие чары, считает Иэн, слишком нарочито, тем паче – в обществе профессионала в этой области, так что можно и потерпеть.

  – Неплохо, юноша, – несмотря на то, что «юноша» недавно перешагнул порог седьмого десятка. – И на этом всё? Не удивительно, что тебя попёрли в медики, – с этими словами обхватывает его правую руку – спасибо, что так удачно сел – изгибается в пояснице, практически пинком под задницу перебрасывает Аншеля через себя и поднимается еще до того, как слышит звук падения.

  – Caemm a me^*, – вскидывает руку в направлении арсенала, имея в виду один из любимых клинков оттуда. Через мгновение – то самое, что он навёрстывает расстояние до Аншеля и усаживается ему на грудь – в руку ложится приятная тяжесть. С мгновение Иэн рассматривает обоюдоострое лезвие и грубовато выполненную гарду. Подброшенный в воздух батистовый платочек таким учебным клинком, конечно, не рассечешь, но в человеке при должном уровне сноровки несовместимых с жизнью дыр можно наделать изрядно.

  – Это делается так, – поигрывает ножом у шеи, прикладывает лезвие аккурат под подбородком Аншеля, и немного заливает его кровью, пока что – своей собственной. Морщится, что только ускоряет почти неслышное кап-кап-кап и усиливает неприятную пульсацию маленькой, но всё-таки болезненной ранки. – Только тебе было бы уже поздно учиться, – острой стороной ножа вынуждает Аншеля приподнять подбородок и – непонятно, случайно или нет – нажимает чуть сильнее, чем надо. На длинной изящной шее, которой могла бы позавидовать любая девушка, расцветает капелька крови. Для вампира – вполне привлекательное зрелище. Иэн же смотрит отчасти задумчиво, будто прикидывая – продолжать движение или же остановиться на этом.

  – Будем считать – один-один, – все-таки отводит руку, неспешно ведёт острие ножа, умудряясь даже не царапнуть кожу, ниже. – Или – два-один, – ощутимо обозначает прикосновение в районе левой стороны груди – шести дюймов стали, будь у Иэна такое намерение всерьез, с лихвой хватило бы, чтобы добраться до сердца.

  – Или – три-один, в качестве компенсации за попорченный товарный вид, – взглядом показывает на кровоточащую бровь, на несколько секунд выпуская Аншеля из поля зрения. 

^*сaemm a me — «ко мне», так-то из старшей речи из «ведьмака», но она – смесь валлийского, английского, ирландского и латыни, так что терпите.

Отредактировано Ian Breckenridge (2018-08-06 11:59:49)